Я просыпаюсь и вижу, что лежу в комнате среди кучи других людей. В воздухе пахнет потом. Мои запястья и лодыжки покрыты маленькими зудящими бугорками от укусов. Я расчесываю их до крови. Затем поднимаюсь и ковыляю к окну. Стекло полностью запотело. Я протираю его рукавом и вижу большую, похожую на паутину трещину с расходящимися от нее тонкими линиями. Снаружи пока еще кромешная тьма. Черт побери, как же холодно. Я обхватываю себя руками. И все же здесь не такой колотун, как в парке на скамейке или в палатке.
Тут я понимаю, что челюсть больше не болит. Ощупываю языком мягкую дырку в десне сзади слева. Во рту вкус свернувшейся крови. Боже, мне срочно надо по малой нужде. Но где же туалет? Ох! Я спотыкаюсь о пустую пивную бутылку. На потертом коврике валяются сигаретные окурки. Мимо проносится кот.
— Жрать хочет, — говорит чей-то голос.
Это Ник, тот человек с рынка. Из одежды на нем только шорты. Я хочу отвести взгляд, но, к своему смущению, не могу. Черные волосы курчавятся на его груди. Он потягивается, стоя передо мной, как будто только что вылез из постели:
— Счастливого Рождества!
«И что же в нем такого счастливого?» — хочется мне сказать. Но тогда он может начать расспросы о семье и прочем.
— Как твой зуб, получше? — спрашивает он. — Моя Мэдж хорошо умеет их рвать. Кажется, она этим наслаждается. — Тут он замечает, как я переминаюсь с ноги на ногу. — Сортир вон там.
В разбитое окно туалета врывается холодный воздух. Туалетной бумаги нет. Только стопка газет сбоку. Рядом с унитазом — ванна с большим количеством стеклотары внутри и куском желтого мыла на бортике. В умывальнике зияет огромная дыра, словно кто-то уронил в него что-то тяжелое и расколол. Я открываю кран прежде, чем осознаю это, и вода льется на пол. В стаканчике одинокая зубная щетка с растопыренной во все стороны грязноватой щетиной. Я не чистила зубы с тех пор, как ушла из пекарни. Не то чтобы я собиралась воспользоваться этой дрянью. Может, я и на дне, но у меня есть понятия о норме. Она выглядит так, будто все используют ее по очереди.
Я выхожу на кухню. Ник уже поставил чайник.
— Кофе будешь?
Он вручает мне кружку. Щербатую с одной стороны и с надписью «Я люблю Плимут» с другой. Я глотаю кофе, чтобы согреться.
— Может, тост? — Ник протягивает холодный ломтик. — Боюсь, масла нет. Все вышло. Нам надо раздобыть побольше деньжат. — Он касается моей руки. — И вот какая штука, Джо. Мы ведь позаботились о тебе, верно? Моя подруга разобралась с твоим зубом, и мы дали тебе место для ночлега. И завтрак тоже. Так что мы хотим, чтобы ты сделала для нас кое-что в ответ, хорошо?
Я ожидала подобного. Так оно обычно и бывает на улицах. Делаешь что-то для кого-то, а потом они должны отплатить.
— Я могу помочь на рынке, — предлагаю я.
Он смеется и вытирает губы тыльной стороной ладони.
— Я говорю о работе другого сорта. — Его глаза сужаются. — Обычно я не доверяю тем, с кем только что познакомился, но у тебя ведь небольшие неприятности, верно, Джо?
Меня прошибает холодный пот.
— Ты о чем?
Он складывает руки на груди, довольный собой.
— Видишь ли, Джо, я был копом, пока дела не завертелись не в ту сторону. Но у меня по-прежнему осталось чувство, которое подсказывает, что кому-то есть что скрывать. Конечно, я мог бы просто позвонить одному из своих старых приятелей в полиции, чтобы пробить тебя по базам, но…
Я начинаю дрожать.
— Я так и думал, что ты все поймешь правильно. — Он наклоняется и понижает голос: — Мне нужно, чтобы ты забрала для меня пакет. И сразу же принесла его сюда. Ясно?
У меня замирает сердце. Ни за что! Я не такая дура. Похоже, речь идет о наркотиках. Но возможно, если я соглашусь, то смогу убраться отсюда и найти безопасное место, где можно спрятаться. Затем я вспоминаю, что сегодня Рождество. Все закрыто.
— Когда нужно идти?
— Сейчас.
Он лезет в карман и вытаскивает клочок бумаги.
— Вот адрес. Я нарисовал для тебя небольшой план. Гляди сюда. Это недалеко. Двадцать минут туда и обратно, максимум. Я бы и сам сходил, но, скажем так, парень из того заведения не хочет больше видеть мою морду.
По коже бегут мурашки.
— Он опасен?
— Нет. Нет, если ты сделаешь все, как сказано. А теперь пошевеливайся. И если ты не вернешься тут же, я позвоню, куда говорил. А ты ведь этого не хочешь, правда?
Часы на церковной башне показывают шесть двадцать три утра. Улицы пока пусты. Я прохожу мимо старика с торчащими седыми волосами, который спит на углу, завернувшись в потрепанное одеяло. Бедолага. Я засовываю пятерку в карман его пиджака — из своих спрятанных в лифчике заветных денег от американцев и с продажи часов. Надеюсь, никто не стащит ее прежде, чем он проснется.
Я следую указаниям на бумажке. Моя цель — магазинчик свежей прессы. «Закрыто» — гласит табличка на двери, но сбоку есть звонок. Я нажимаю кнопку, однако никто не выходит. Мои пальцы чертовски замерзли. Я нажимаю еще раз.
— Иду, иду, — доносится вальяжный голос. — Я слышал и в первый раз.
Крупный мужчина с большим животом и седой бородой открывает дверь. Он подозрительно морщится, увидев меня.
— Ты новенькая. Кто тебя послал?