Я хочу, чтобы... (СИ)

Султан великой Гарибы продолжал смотреть на него, усмехаясь.

— Что ж, ибни, теперь ты, наверное, ждёшь, то я покажу тебе твой выигрыш? Иди-ка сюда, — и указал юноше на кровать в дальнем углу комнаты.

Амин бездумно — лишь потому, что приказали — подошёл. Присмотрелся. И, пошатнувшись, схватился за один из столбиков кровати

Среди подушек и дорогого шёлкового сукна лежала девушка, прекрасная, как заря. Кожа благородного цвета слоновой кости, тёмные чарующие глаза, высокие скулы, правильной формы нос, манящие губы…

Амин узнал её.

— Видишь ли, ибни, — протянул султан, подойдя к кровати и склоняясь над девушкой. — На самом деле у меня нет дочери. И никогда не было. Но мне пришлось придумать эту ложь, чтобы заманить сюда отчаянных глупцов со всего мира. А она, — султан подцепил тёмный, переливающийся локон, пропустил сквозь пальцы, — она любит бесстрашных глупцов. Впрочем, я не особенно надеялся, что эта ловушка сработает, слишком грубо для неё, она обходила куда более сложные капканы. Она сбежала даже отсюда, хотя была у меня в руках. Но удивительно — она всё равно пришла. Вместе с тобой. Это действительно удивительно, ибни, хоть ты и не в состоянии это осознать.

— Кто она? — вытолкнул, наконец, слова Амин. — И зачем… — и замер, когда девушка открыла глаза.

— Амани, — потянулся к ней мужчина. — Моя Амани.

Девушка встретилась с ним взглядом. И тоскливо, скрипуче закричала.

В это же мгновение Амин бросился на султана, не рассуждая, что делает. Только зачем: Валиду больно, и он должен помочь.

Ничего он не успел — мужчина, не оборачиваясь, щёлкнул пальцами, и Амин завис над полом, беспомощно барахтаясь.

Но следующие слова заставили его замереть.

— Моя хумай, как долго ты пряталась от меня, — протянул султан. — Что мне сделать с этим ибни за все годы ожидания, которое ты заставила меня терпеть?

— Ничего, — скрипучим голосом Валида отозвалась красавица. — Тебе это не нужно. Я здесь. И я… твоя. Я исполню любое твоё желание. Приказывай… повелитель.

Амин в который раз рванулся, а мужчина, улыбаясь, произнёс:

— Свободолюбивая хумай говорит такие слова… Наверное, мне стоило бы заточить этого ибни в темницу… или отдать моим гулям… Ты видела моих гулей? Но я милостив и сжалюсь. Я не буду ничего с ним делать. Сделаешь ты. Слушай, хумай. Я хочу, чтобы ты убила его.

Амин вздрогнул, встретившись взглядом с красавицей … Валидом.

— Слушаю, — склонила голову она. — И повинуюсь. Повелитель.

И мир вокруг сжался в одну точку, а потом снова взорвался феерией красок.

На этот раз ни комната, ни стоящий над ним человек не были незнакомыми.

Амин слишком часто видел старшего брата в кошмарах, чтобы не узнать его.

Ночь седьмая Джины

Цепи звенели каждый раз, когда Амин поворачивался. Маленькая, сырая камера не давала возможности даже вытянуться в полный рост, так что вертеться приходилось много. К тому же, из щелей в полу — достаточно широких, чтобы проскочила крыса — постоянно дуло.

В очередной раз сев и притянув колени к подбородку, юноша подумал, что когда за ним придут, он не встанет. Просто не разогнётся. Ну и ладно.

По полу бегали любопытные крысы. Залазили на ноги, руки, взбегали на грудь. Амин, которому надоело их отпихивать, просто сидел неподвижно, шевелясь, только если маленькие слуги Иблиса тыкались в лицо…

… Пока в маленькое решётчатое окошко в двери не мелькнул свет. И почти сразу зазвенел отодвигаемый засов.

— Воюешь с крысами, брат? — положив факел на пол, усмехнулся мужчина, с ног до головы закутанный в чёрный плащ.

— Мир тебе, Халиб, — отозвался Амин, отшвыривая особенно настырную крысу. Та ощерилась, но нападать при свете не стала.

— Ты всегда был вежливым мальчиком, — султан Яммы прислонился к стене, глядя на младшего брата сверху вниз.

Амин молча, щурясь от слишком яркого света лежащего рядом факела, смотрел на него и ждал.

— И никогда не желал оказывать мне знаки уважения, — вздохнул Халиб. — Вечно или в гареме торчал, или в оружейной, но именно тогда, когда меня там не было. Это глупо, брат, не находишь? Веди ты себя иначе, я, быть может, тебя бы и пощадил.

Амин громко усмехнулся.

— Раша это не спасло.

— Раш был идиотом, — отмахнулся Халиб. — Пресмыкающимся идиотом. Ты бы ещё Салима вспомнил.

Амин молча смотрел на него.

— А ты мне всегда нравился, — продолжал султан. — И честно говоря, я нахожу это несправедливым: почему тебя, за то, что хватило ума и ловкости сбежать, я теперь должен убивать долго и мучительно, а этим молокососам достались яд и смерть во сне.

— Вы милосердны и сострадательны, о великий и мудрый… султан, да продлятся дни ваши вечно, — мрачно отозвался Амин, и мужчина захохотал — громко и весело, точно над хорошей шуткой.