— Знал, — усмехнулся мальчик. — Ну и что? Вас прибило к саду джинов, над которыми я имею… некоторую власть, и которые не отказали мне в маленькой просьбе, подарив волшебный корабль, помогающий прямиком добраться до Гарибы, не теряя жемчужин и никого больше не подбирая по дороге. Ты рад?
— Я безумно счастлив, — огрызнулся Амин.
Валид открыл глаза и удивлённо глянул на юношу.
— В чём дело?
— Ты просто так угробил моряков, которые нас везли!
— Да ну, они были скучные, — отозвался Валид. — Скучные люди не должны жить на земле… пусть валят к Вадду, он и так угрюмый мерзавец. Амин, ну что ты в самом деле? Не понимаю, почему вы, люди, так носитесь со смертью? Ну умерли, ну подумаешь…
Амин долго смотрел на волны — молча. Потом обернулся и медленно произнёс:
— Почему тогда тебе не нравится, когда убивают меня?
Мальчик вернул ему взгляд.
— Ты нескучный. И иногда умеешь удивить.
— И это всё?!
— А что ещё, смертный? Скука — это кошмар вашего мира. Помнишь сказку про волшебную пещеру? И про глупца, который её нашёл… этого…
— Али-баба, — вставил Амин. — И что?
— Он был скучным, — вынес вердикт мальчик. — Очень скучным. Он полез за сокровищами сразу, как только увидел волшебную пещеру. Вот ты, — он ткнул пальцем в Амина, — полез в волшебную пещеру за шехзаде, а не за золотом, чем очень меня удивил. А потом, когда мы пристали в Йяле, спокойно отправился на базар — считай, ту же волшебную пещеру — чем крайне меня расстроил. Я ненавижу, когда ты ведёшь себя как все, эти скучные, обычные… фу! Ты моя игрушка и должен…
— Игрушка?!
— Ну да, — кивнул Валид. — Ну так вот, ты должен…
— Да иди ты сам… к Вадду! — вскипел Амин и, швырнув в мальчика подушкой, сбежал в трюм.
До конца плавания Амин Валида больше не видел. Где носило не умеющего плавать мальчишку, юношу мало волновало — всё равно вернётся. Ему же интересно.
“Улетел куда-нибудь”, - думал Амин, меряя шагами палубу. Ну и шайтан с ним!
Из Насима компания оказалась никакая — ничего, кроме “хозяин” мальчик предложить не мог. Если бы Амин не спускался периодически в трюм с едой, мальчик наверняка бы ещё и голодал. Что с ним делать, Амин по-прежнему не представлял, но оставить в таком состоянии не мог. И продавать беззащитного мальчика… ну уж нет.
Валид обнаружился на поручнях — как-то ночью, когда Амину по привычке не спалось, и он выглянул на палубу, решив посмотреть на звёзды. А смотрел в итоге на играющего на рабабе мальчика.
Мелодия, грустная, нежная лилась над волнами, замирая где-то в сердце. Амин наслаждался ею и не сразу заметил, что лицо у Валида — под стать мелодии — печальное.
Печаль и даже… неужели отчаяние? — с Валидом как-то не вязались.
Долго Амин не выдержал.
— Что случилось?
— Гариба, — кивнул на волны Валид, не оборачиваясь и не прекращая играть. — Завтра будем там.
Амин сел рядом, задумчиво разглядывая мальчика.
— Ты не хотел туда. В Гарибу. Никогда не хотел. Но всё равно плывёшь. Почему?
— Ты плывёшь, — отозвался мальчик. — Я за тобой.
Амин нахмурился. И тихо спросил:
— Почему тебе не нравится Гариба?
Он ожидал любого ответа, даже того, что непоседливый мальчишка с раздражением выкинет рабаб в воду.
Но Валид даже не сбился с ритма.
— Меня убьют там.
— Что?.. Откуда… погоди, Валид, но ты же феникс… ты… бессмертен?
Мальчик бросил на него короткий взгляд и печально улыбнулся.
— Я не феникс.
— Тогда кто?
Валид покачал головой, продолжая играть. Амин ждал — долго, потом, не выдержав, поднялся:
— Я не понимаю тебя.
— Я знаю.
Юноша сжал кулаки. Шайтан! Почем бы не объяснить нормально, а не играть в загадки? Как кто-то вроде него, относящийся к смерти так… равнодушно… может из-за неё так грустить? Как он вообще может знать, что умрёт, если сам говорил, что вещий только для других?
Амин вздохнул и повернулся к трюму. Решать загадки маленького паршивца, чтобы позабавить его ещё больше, он не собирался.
А вслед ему, прежде чем крышка люка захлопнулась, вместе с грустной мелодии донеслось тихое:
— Я не хочу снова в клетку.
Ночь шестая
Царевна Алия
Худенький, бледный мальчик в оборванной абае, открывающей коленки, стоял у ограды храма Аллат, протягивая руку ладонью вверх. И смотрел на прохожих грустными-прегрустными глазами. Время от времени идущие на вечернюю молитву кидали ему мелочь, и мальчишка — воплощение сокрушённой покорности — ползал на коленях в пыли, подбирая сверкающие медяки. А, стоило показаться носилкам, бросался ниц — не забывая протягивать руку — и тоненьким печальным голосом напоминал о том, что Аллат заповедовала помогать нуждающимся ближним и любое благое дело воздастся вдвое…
— Вдвое, говоришь? — фыркнул выходящий из храма юноша-побережец. — Ну-ну. А за обман что бывает? Не помнишь, говорит о нём что-нибудь светлоликая Аллат?
Мальчик вскинул на него громадные чёрные глаза.
— Захир, оставь его, — вздохнул подошедший спутник — по виду личный слуга шехзаде или как минимум сына эмира. — Идём.
У стоящего перед ними мальчика жалко задрожали губы, а взгляд забегал, оценивая дорогой пояс побережца, абаю его слуги, ожерелье и броши на тюрбанах.