Я из огненной деревни

Переночевали мы там с детками. И они чуть свет давай нас разводить. Человек по десять. Берут и ведут. А куды – мы не знаем. И видим, повели в ту сторону и там загорелось. А они идут по нас. Они заведут, да побьют, да поджигают. Ну, и меня с детками завели. Моего брата жёнку с детками. Моего батьку… Тоже этак… (Долго плачет.) Пулемёт у каждого… Идут и стреляют… Мы так попадали, лежим, лежим… Я будто в яму какую залезла – не слышно. Нас они сразу не подпаливали. Меня в ногу ранило, а я ничего не чувствовала. Меня будто кто подымал, подымал вверх… Нема никого. Я подняла голову. Ой, в хате они ещё! Я обратно так упала. Потом ходят и один одному:

– Ну что, всех побили? – А другой говорит:

– Алес, всех.

Лежала я, а они походили, походили, ушли. Они ушли, я встала, нашла братову жёнку, так за голову – подёргала, подёргала: «Авдотья! Авдотья!» – она не отзывается. Поглядела, что они все неживые лежат. Что мне делать? Страшно сидеть, гореть живой. А из меня кровь течёт. Думаю, всё равно ж меня поймают. А ещё снег был. Дотащилась туда, за хату. Вышла туда – за корчики, поползла на четвереньках. Кровь… Думаю, всё равно ж меня поймают. А деревню подпалили, это Забродье. А потом прибилась на болото немного, там со мной девочка была. Её мать и всех детей убили, а она осталась. Горохова Ивана дочка. Мы с нею – в стог, немного выдергали, да посадились, а ноги мои замёрзли, в ботиночках сидела в той воде. Утром сидим мы, я ж никуда не годна, ослабела, нога раненая. Анюта говорит:

– Пойдём.

А я говорю:

– Дитятко, иди куда хочешь. Мне нельзя. Я, говорю, погибну тута.

Вижу, перед нами стог загорелся. Вижу, а они едут мимо нас. Обоз. Девочка:

– Ой, утекаемте!

А я говорю:

– Не, поздно.

Мы, как те гуси, пообщипались и сидим в стогу, как на том свете…»

«Забродских попалили раньше, мы не видели», – говорит Стефа Коваленя. И там тоже была «селекция». Кто молодой, здоровый, тех погнали с собой. А остальных…

Ганна Ивановна Берникович видела, что и как было в Забродье.

Это та самая «девочка Анюта», с которой вместе спасалась Стефа Коваленя.

«…Тогда я ещё в четвёртый класс ходила. Привели нас в сарай и поставили на колени. На колени постановились. Потом:

– Ложитесь!

Полегли ничком.

Да у меня два брата было, один у матери на руках был, а другой, старшенький, дак я около себя посадила. И две сестры у меня было тоже, так они около матери сидели. Дак я там как лежала – слышно, что стреляли и всё… И вышли… Ну, я забрызганная лежала. Так я чувствую, из матери налилось крови на меня. Голова моя вся мокрая была. Потом этот от меня братика всё отталкивал. (Плачет.) Дак я за руку его подтащила… Я лежала, пока принесли солому. Лежу и думаю: «Во, это ж поубивали, и убитые всё знают». Лежу и сама себе так думаю… В общем, убитый человек, а знает… Слышу – солома зашелестела. Лежу и подёргиваюсь – ничего не болит. Думаю, это ж ничего и не болит. Убитый человек, и всё знает. Потом они подожгли. Я лежала, пока мне руку не припекло. Одежда стала гореть на плечах. Руку как припекло, я подхватилась и выбежала во двор.

Открыла глаза, поглядела – горит всё кругом. Побегала, побегала, думаю, куда бежать, что делать. Немцы ж ещё тут – убьют. Я в истопку. Гляжу немец. Подошёл, набрал какого-то сена. А мне видно в щёлочку. Кинул под стреху. Стреха загорелась. Только я во двор выскочила – шухнула стреха, упала. Всё! Я побежала в лес.

Там я обгасилась вся: в снег легла – ещё снег был. Потом я поднялась, вижу: какой-то человек идёт ко мне.

Подошёл ко мне, спросил, что, как. Я рассказала.

– Ты, говорит, посиди, девочка, тут, а я приду вечером, тебя заберу.

Где ж я буду тут сидеть? Ночь уже обнимает. Не, думаю я, пойду. Я знаю своё сено там, на болоте – и в стог. Пошла. Пошла я, там поплакала. (Плачет.) Сижу и плачу. После из Осова – женщина. Подошла и говорит:

– Я думала, тут много людей.

Её ранило в ногу. Переночевали мы с ней в стогу. Есть же хочется, голодные. Я говорю:

– Пошли, у нас сало закопанное есть.

Раскопали сало, смотрим: немцы в том селе, в Красном Озере. Пошли мы в другой стог, в чужой. Рано проснулись. Та женщина говорит мне:

– Ты, говорит, спишь? Не спи, посмотри: впереди стога горят.

Встала я – правда, горят. Кругом по болоту горят…»

О таком же – Мария Семёновна Журавская. Жилин Брод Слуцкого района Минской области:

«…Я живу в этом конце, а мама живёт в том конце. И тогда я с ребёнком пошла к маме. Може, мы пряли там, може, что другое – я уже и забыла. Сидим и слышим – стреляют… А нам и не в голове, что там стреляют. А потом говорю я:

– Пойду я додому…