Я из огненной деревни

Он как будто бы им служил. Може, они его и отпустили б, но тут жена подходит и говорит:

– Паночки, отпустите, нас партизаны сегодня обидели – кабанчика забрали…

Немец говорит:

– Дак что – ты партизанам кабана отдала!

Палкой ударил по голове, в первую очередь забрали и повели их… Повели, а куда повели, никто ж не знает. Подходит другой человек:

– Отпустите меня. Комендант – мой сродственник. В Старобине.

Долго он им что-то говорил, а им терпения нема, им уже охота бить, а он всё говорит. Опять они палкой по голове, и этого забрали, и семью, и тоже повели…

А моя девочка стоит, старшая… У меня четверо было детей, а беременна я была уже пятым. Подбегает она:

– Папочка, всех людей ведут, все просят, а ты не просишь… Хоть бы ты, папка, попросил! Эта ж вот хата будет гореть – будут наши глазки выскакивать… А ты, папочка, никого не просишь…

А батька говорит:

– Дочка, активу своему вон как дали, а нам уже и бог велел погибать.

– Ну, папочка, ну, попроси!..

И к этому переводчику…

Она ещё и в школу не ходила, маленькая была. А этот переводчик поглядит, поглядит на людей… А моя всё просит:

– Папочка, попроси!..

Правда, муж подошёл да и говорит:

– Господин переводчик, я хочу о чём-то вас спросить.

Милые мои, я ж говорю – или это судьба такая, или что.

– Я, – говорит мой, – человек нездешний, приезжий, специалист по найму, кузнец. А если жить буду, то пользу хоть какую дам, какой вам интерес, что вы меня убьёте…

Он что-то погергечет тому немцу, а тот зиркнул глазами и говорит:

– А много у тебя киндеров?

Мой говорит:

– Вот стоят.

Ну, говорит:

– Кузнец, всё равно ты ж один день только поживёшь.

А мой говорит:

– Старая пословица: кто тонет, тот и за бритву ухватится. Хорошо и пять секунд пожить.

То, мои милые, бил людей, визжал, а то, видите, как утих…

– Ну, говорит, бери свою жену, детей и иди!

То ли судьба такая, то ли кто счастливый из детей?.. Когда мы шли из хаты, дак он говорит:

– У них много киндеров – в коровник. Много детей – жалко выпустить…»

Мария Ефимовна Маголина, от которой мы в деревне Заглинное Солигорского района Минской области услышали эту историю, всё ж, схитрив назавтра, спасла своих детей. В коровник они не попали, а после войны и ещё пятерых родила: она – и теперь ещё женщина моложавая – мать-героиня.

Но, видите, как тот «с палкой» рассуждает и чувствует: как раз как и положено фашисту. Не детей пожалеет, а пожалеет, что их «много» у этого кузнеца, которого он хотел отпустить: может, сгодятся его мастеровитые руки. А у человека, оказывается, вон сколько детей! «Биологический потенциал»… Нет, «в коровник», в огонь их!

Да что там о кузнеце говорить, они вон и старосту, который им служил, и того убивают заодно со всей деревней – по той же причине: детей слишком много!

Это уже в другом месте – в Разлитье Борисовского района Минской области, о чём рассказывала Анастасья Дмитриевна Шило.

«…А старшина наш… или староста – чёрт его знает – дак этот хотел с ними ехать. А они плюнули на него и не взяли: детей много. Старосту первого и убили. Левона…»

Если и были чувства у этих фашистских «сверхскотов», так «чувства-наоборот».

Но наступает час расплаты и тогда…

На Витебщине было: ещё один такой – так же поделил деревню на «нужных рейху» и «ненужных», на живых и мёртвых, и вёз уже на машинах «немецких рабов», а тут остановилась колонна, крик: «Партизаны!» И сзаци и спереди. Дак этот «бог» – бац и лежит! Вывалился из кабины, потерял сознание. Сразу забыл, что он какой-то там «сверх», что смерть – его «добрая подруга». Это ведь не чужая смерть, а своя!..

К другим расплата пришла позже. Главный «селекционер» Розенберг вместе с фюрером планировал миллионные смерти хладнокровно – а когда самому пришлось, когда петлю увидел, так этот сверхчеловек – сразу в обморок! Всякие слова о «приказах сверху» и о своей незначительности, мизерности, солдатском послушании – также были потом. А пока что:

«…А тут уже в эту деревню немцы заходят. Мы идём домой, а тут уже по дворам ходят немцы. Только я прибежала домой, а уже гонят на собрание. Гонят на собрание, спрашивают, сколько лет, а у меня мачеха была. Она говорит:

– Она ещё малая девочка…

Выгоняют из хаты всех на собрание. Подошли мы туда, уже из села…

Один был картавый малец. И он голосит, и бабы голосят все, дак он ругается, камень схватил и – на этих, на полицаев… И полицай один:

– Во – дурак, а хочет жить!..

И матом на него.

Подогнали нас в конец деревни и хотели кидать в яму. Яма была силосная. Но они говорят:

– Погоним дальше.

И погнали нас до речки, а начали отбирать: которых в Германию, а которых…

Отобрали нас несколько человек, а тех погнали убивать уже…

Нас, молодых уже, погнали назад в деревню. Ходят всё, разговаривают. Мы стоим на дворе там на одном. И там две бабы спрятались… это баба и два пацана. Правда, они… немцы настоящие. Не разговаривают. Там разговаривают дальше, а они по-немецки. Вот я-то слово помню теперь, как я слыхала:

– Ком раус! Ком раус![71]