Ага, вот оно что! Право первой ночи! Тогда не удивительно, что кардинал будет рвать и метать (кстати, где он сам?). Ведь это какой удар по престижу! Значит, инквизиция уже на задворках, капитан? Полагаю, что не все так уж предопределено, как пытался представить де Бри при нашей встрече. На всякий случай все это время я поглядывал на герцога и его подопечную, но мне так и не удалось понять, слышат ли они то, что слышал я. То ли им было безразлично происходившее в шатре короля, то ли это очередной выверт моего «я», и заклинание на мне работает несколько по-другому. Кстати, вот еще вопрос: почему и как оно вообще действует на меня? Вроде как князь говорил, что колдовать при мне – занятие бессмысленное и даже опасное. Впрочем, возможно, все объясняется тем, что чары направлены не на меня, а создают некую область с изменяемыми характеристиками. Во всяком случае никаких магических линий в воздухе я не заметил, хотя смотрел очень внимательно.
Епископ на сцене ещё что-то говорил, но речь давалась ему тяжело и явно подходила к концу.
– Мир вам, братья и сестры, – буркнул он в заключении своих слов, и мне стало понятно, что он на самом деле думает про таких «родственников».
Монах бурно вздохнул, осенил собравшихся тремя кругами и отошёл вглубь сцены, но скучать зрителям не пришлось: его место занял невысокий священник в совершенно строгом одеянии без малейших украшений и прочего, что могло свидетельствовать о достатке человека. Все, что отличало его от обыкновенного послушника, – три кольца, сплетенные вместе, приколотые на сутану. Знак церкви отблескивал чистым золотом. И это оказалось единственным свидетельством принадлежности к высшей касте человека, стоявшего перед толпой.
Имя мне подсказали в соседней ложе все те же мои невольные осведомители.
– Это же епископ Фиодор! – голос графа выдавал его возбуждение и опаску. – Я о нем только слышал.
– Упаси вас, граф, познакомиться лично! – его собеседник, похоже, и не думал скрывать страх. – Поговаривают, он ярый сторонник тех, старых традиций.
Маркиз перешёл почти на шёпот, так что даже магия с трудом передавала его слова.
– А что же кардинал Эмилио?
– Он, конечно, крепок, как столетний дуб, но с возрастом даже дубы теряют листья, и человек все больше отдает предпочтение тёплому пледу и тапочкам, а не промозглому подвалу и крюкам палача.
– А епископ? – помявшись, поинтересовался граф.
– Я слышал, что в первый же день он повелел разместить свой кабинет рядом с пыточной.
Все время, пока я слушал разговор двух приятелей, епископ молча стоял и смотрел на толпу немигающим взором. Постепенно перешептывания прекратились сначала на площади, а затем и на близлежащих домах. И только когда повисла гнетущая тишина, настолько ощутимая физически, что любое слово покажется громом посреди ясного неба, только в этот момент епископ разлепил губы.
– Тьма грядёт! – гаркнул он так, что вороны, кажется, попадали замертво. – Тьма, первозданная и всепоглощающая! Грешники и праведники, вдовы и сироты, солдаты и миряне, все падут! ОН никого не пощадит, ибо имя ему – Убийца!
Толпа вздрогнула, и я вместе с ней только по разным причинам. ТАКОГО развития событий никто предугадать не мог! Площадь замерла, как будто епископ разом взял под контроль тысячи человеческих сознаний. Впрочем, так оно и было на самом деле. Концентрация внимания людей на одном-единственном существе достигло такой величины, что, вспыхни сейчас монах сверхновой, никто бы не удивился и принял сей факт как должное. Епископ неспешно обводил всех взглядом, как будто хотел убедиться, что эффект достигнут, и, надо признаться, это ему действительно удалось: за ним следили так, будто толпа – единый, живой организм, и мне немедленно пришло на память то сборище у холма. Если сейчас над площадью закрутится воронка, мне не помогут и три щита, и я прямо тут сойду с ума от страха или ярости – в зависимости от того, куда поведет людей этот человек.
У меня засосало под ложечкой. Я смотрел в горящие фанатичным безумием глаза и сжимал зубы. Дважды за день! Даже в страшном сне мне не могло присниться такое начало праздника. Зачем он это сделал?! Это же официально объявленное начало охоты на ведьм! Точнее, на одного-единственного колдуна – на меня. И дальнейшие слова главного инквизитора только подтвердили мое подозрение. Для придания моменту ещё большего накала, священник сделал шаг к толпе и в театральном жесте воздел руки.
– ОН уже среди нас! Жаждет мести, копит силы и, как паук, плетет свою паутину. Да не будет спокойствия никому, пока достойнейший не укажет на недостойнейшего!
Или это прямой указ доносить на ближнего своего, или я ничего не смыслю в жизни. Вон как народ стал шарить глазками по сторонам! Могут ведь и прямо сейчас начать искать. И что самое любопытное, найдут, обязательно найдут! Мне стало откровенно страшно.