И только море запомнит

Джеффри говорит без издевки, но О’Райли становится неудобно за ту глупую фразу, сказанную в порыве гнева, и за обещание привязать к пальме при первой возможности.

И они снова направляются по тропинке, пока маленькие шарики-огоньки плывут по воздуху за ними. Они сталкиваются друг с другом, тут же разлетаются во все стороны, играя в свои особенные догонялки. Один О’Райли ловит, но тот легко просачивается сквозь пальцы и плавно улетает к остальным своим «собратьям».

Тропинка заканчивается поляной, трава на которой вытоптана полностью и засыпана песком. На ветках под самым пологом листьев расположился дом, сложенный из кривых палок. Конечно, домом назвать такую хижину сложно, но все же это не просто крыша и палки, которые ее поддерживают. Есть и стены, и даже дверь, представляющая собой огромный кусок коры, на краю своеобразной веранды болтается оборванная веревочная лестница.

– Эй, Пабло, старик! Я вернулся. – Джеффри проходит вперед, переступает границы круга из мелких камушков. – Куда ж ты подевался-то?

Кривая сухощавая рука крепко впивается в плечо Морганы, капитан вздрагивает и тут же выхватывает шпагу. Она резко разворачивается и приставляет ее к горлу неожиданно возникшего оппонента – видимо, Пабло, которого искал Джеффри.

Лицо старика испещрено морщинами, как потрескавшаяся земля, давно не получавшая живительной влаги. Его кожа темна из-за палящего солнца, покрыта старческими пятнами, а на голове колтун из разлохмаченных косичек, крупных бусин и жгутов.

– Дитя… Девчонка, сварливая, недовольная, подавленная и встревоженная… – Старик принюхивается, как самый настоящий зверь, его рука с множеством гремящих браслетов и веревочек спускается до локтя, он расстегивает ремни, но Моргана недовольно перехватывает перчатку, не позволяя ее снять. – …Не осознает всей той мощи, что скрывает. Чувствую, проклята… нет… благословлена. И благословлением этим недовольна. Да что только ты сделаешь, коли сама виновата во всем. Слушать сердце и разум одновременно непросто. Разум упокоила, а сердце не смогла. Борешься, страдаешь, да все равно борешься.

Старик бормочет невнятно полную чушь, его глаза затянуты бельмами, и чем больше Моргана всматривается в них, тем ярче возникает образ у нее в голове.

– Ты! – изумленно выкрикивает капитан.

Она уже видела его. Этот старик рассказал ей историю про Сферу много раньше, когда еще не выглядел скверно. В той таверне он не был одет в убогую набедренную повязку, ребра не торчали и позвоночник не был похож на зубастый рот. Даже если все эти годы старик только и питался кореньями, вряд ли бы он столь сильно исхудал.

– И снова ветром ко мне надуло пришельцев, не желающих знать, думать и видеть правду. Так встревожена, что страх застилает глаза и отрезает любые эмоции. Сердце глухо, а все равно болит и стонет.

– Я не встревожена.

– Встревожена. Лгать мне не нужно, дурная девчонка. Прекрати перебивать. И уже произнеси, что же тебя беспокоит. Зачем пришла? Отвечай.

Моргана выгибает правую бровь. На ее памяти еще не было ни одного столь скверного проклятого. Хотя, признаться, имела дело она только с собой и несколькими другими «одаренными».

– Эй! Старик, я тут! – склонив голову набок, Джеффри наблюдает за ними со стороны. Но его попытка привлечь внимание не имеет эффекта, Пабло игнорирует его, словно соленая вода и вовсе смыла все, что представляет собой Корморэнт.

– Ты и так знаешь, зачем я здесь, – твердо заявляет Моргана.

Она слышала, что особо древние проклятые могут не просто знать намерения пришедших к ним, но и заглядывать в будущее, чтобы направить на путь истинный. Но Моргана смотрит в пустые глаза старика, и все кажется ей глупыми домыслами. Откуда обычным матросам, сидящим днями в порту, знать что-то о потусторонней силе. Моргана пытается выдернуть руку и отойти на два шага.

Узловатые пальцы Пабло проходятся по ломаным линиям и точкам на ее запястье. Старик давит на отметины, на углы линий, впиваясь грязными ногтями и грубыми мозолистыми подушечками пальцев, оставляя красноватые следы-полумесяцы.

– Я, может, и знаю, но, чтобы ответить, нужно, чтобы задали вопрос. Иначе в чем смысл диалога? – Он небрежно кладет в ладонь Морганы перчатку и сгибает ее пальцы: – Держи крепко, а то, глядишь, еще в больший ужас придешь, деточка.

Старик переставляет палку и, прихрамывая, шаркает к центру поляны, где некогда было кострище. Уязвленная О’Райли поджимает губы и не выпаливает что-то несуразное лишь потому, что понимает – проклятому все равно, что она скажет.

– Эй, Пабло, не ворчи, – обращается к старику Джеффри, пока О’Райли потирает руку, словно получила по ней удар, а не нечто живое коснулось ее. – Мы пришли к тебе за помощью. И нам нужно…

– Вам нужен мой совет? Так говорите все, что знаете. Или эта трусиха так и будет стоять с глупым выражением лица?

– Я не трусиха, – раздраженно и с жаром отзывается О’Райли.

Она себя таковой не считает. Когда проходишь тяжелый путь и выносишь каждое испытание с честью, для трусости в жизни не остается места.