И только море запомнит

Моргана знает, что она хочет сказать: ее нужно было запереть дома и никогда не дать вырваться на волю; ее нужно было закрыть в поместье, чтобы на лице никогда не появился шрам, чтобы левый глаз не был слепым и чтобы рука не выглядела как нечто инородное. Но этого не случилось, и жизнь сложилась так, как сложилась. О’Райли показывает кузине, на что ее обрекло проклятье. Демонстрирует изуродованную руку с печалью на лице.

Кэт плачет.

* * *

«Последняя фантазия» – а именно так решила наречь безымянный корабль Моргана – успела уйти далеко от Питсберри. И новое судно даже вселяет в Моргану какую-никакую надежду на безоблачное будущее. Вот только нет ничего более опасного, чем вера в лучший исход. Надежда – приставучий репей, запутавшийся в грязных волосах. Первым делом, вступая в жестокую борьбу с неизвестностью, нужно постараться избавиться от привычки надеяться, иначе разочарование может быть столь велико, что заставит отказаться от существования.

Дневник покоится на столе. Моргана не убирает его с видного места, чтобы каждый раз напоминать себе об ухудшающемся положении: у них на хвосте болтается кучка мертвецов, которая точно не захочет оставить их в живых. Пусть они их не видят, но волосы на затылке все равно шевелятся. О’Райли то и дело касается обложки, все равно не зная, как подступиться к написанному. Внутри на обгорелых листах нет ничего, кроме имен убитых. И самое ужасное, он вписал туда и ее. Скорбь и сожаление грызут Моргану. Она не имеет права осуждать Бентлея. И все же она думала, что осталась в его сердце возлюбленной, а не кровным врагом. Трясущейся рукой капитан открывает последнюю страницу. Долго смотрит на неровные слова, прежде чем зачеркивает название своего старого корабля.

«Острое лезвие», «Авантюра» – правильно говорят, смена имени судна может привести к самым ужасным злоключениям, – была лучшей подругой Морганы. С этим кораблем она была готова на все. К новому нужно прикипеть, поверить в то, что две души сплетутся в одну, чтобы научиться жить, а не просто сосуществовать.

У корабля тоже есть душа. В этом Моргана давно убедилась – столько раз «Острое лезвие» показывало свою скверную натуру и характер. Обуздать корабль могли единицы, не каждый матрос был одинаково хорош на рулевом колесе и такелаже.

О’Райли любила «Острое лезвие», а теперь ей придется полюбить новое судно. Постараться стать с ним настолько же близкой, как и с судном с алыми парусами. Моргана отходит от стола, пересекает каюту и берется за ручки аккуратной двери с витражным стеклом на ней. Несколько секунд она стоит, стискивая их, прежде чем потянуть на себя и выйти на солнце.

– Ты хотя бы узел нормально можешь завязать? – громко огрызается Джеффри, отвешивая подзатыльник матросу.

Они допустили ошибку, разрешив всем желающим присоединиться к экипажу. Но Моргане от этого легче. Она не знает близко никого из этих людей, и потерять их всех будет проще, чем верную старую команду.

– Переделать. От и до, – серьезно и грубо ругается Джеффри, будто не его не так давно отчитывал Колман.

Можно рассказать всем, на что они подписались, поделиться историей о мертвецах – быть может, каждый будет выжимать из себя последнее, – но Моргана не собирается ничего делать. Достаточно и того, что она сама ночами не спит и обливается холодным потом, когда перед глазами чужое жестокое лицо и холодные глаза. Не нужно, чтобы и другие страдали от кошмаров.

Это не жалость. Холодный расчет. Ей нужны крепкие мужики, способные тянуть просмоленный канат и латать пробоины, зараженные желанием грабить, верящие до последнего, что каждый день, проведенный в море, приведет их к великим богатствам. На «Последней фантазии» весь экипаж считает, что судно отправляется в теплые края. В какой-то степени правда, если считать ад теплым местечком.

Если бы Моргана могла, она бы рыдала, кричала и визжала. Но слез уже не осталось.

О’Райли занимает место рядом с рулевым, чтобы внимательно до самого заката наблюдать за тем, как работает команда: изнуряющая тяжелая работа, но ни к кому из них не хочется подойти. Даже сброд ирландцу удается выдрессировать, то ли еще будет через несколько месяцев. Если у них вообще будут какие-то месяцы.

Внутренний календарь отсчитывает дни. Сверившись с потертыми карманными часами, можно будет увидеть, как уходят минуты и секунды.

В лучах закатного солнца виднеется остров. Такой, каким его описывал Джеффри, – небольшой клочок земли, почти сплошной лес, если не считать идеально ровной береговой линии с белым, а в свете заката оранжевым песком.

– Позовите мне Баклана.

Самый расторопный пират несется искать Джеффри, которого, впрочем-то, искать и не нужно. Он спит, удобно устроившись на пустых ящиках и прикрыв лицо украденной треуголкой, под убаюкивающий плеск волн и улетающие вместе с теплым ветерком слова.

А потом пинок прилетает по ящику, и Джеффри валится на палубу, только и успев стащить с лица треуголку.