– Я в кабинете О’Хары, за его письменным столом, звоню с его телефона. И буквально умираю от голода. Со мной О’Хара, Кремер и сержант Стеббинс, и, чтобы не погрешить против истины, должен сказать, что Кремер со Стеббинсом ни в чем не виноваты. Этот дурацкий спектакль исключительно заслуга О’Хары. Но он полностью осознает свою ошибку и приносит вам свои искренние извинения. Ордер на мой арест остался в прошлом. Письмо относительно мисс Вэнс у меня в кармане. Я ни в чем не признался. Могу идти на все четыре стороны, например домой. О’Хара просит вас в качестве личного одолжения повременить с заявлением, которое вы обещали сделать в программе новостей. Это возможно?
– Тут все от меня зависит. Договоренность была сделана через мистера Ричардса.
– Как я и предполагал. Видели бы вы лицо О’Хары, когда он понял, в каком направлении развиваются события. Итак, если вы согласны, на что мы рассчитываем, то вам лучше отложить заявление, а я буду дома меньше чем через двадцать минут. Передайте Фрицу, что я жутко проголодался.
– Мистер О’Хара – остолоп. Можешь так ему и передать. Так и быть, я на время отложу заявление, но на определенных условиях. Оставайся там. Я тебе скоро перезвоню.
Я положил трубку, принял расслабленную позу и ухмыльнулся, глядя на их вопросительные физиономии:
– Он сейчас перезвонит. Он полагает, что может на время отложить заявление, но у него есть кое-какие мысли насчет условий. – Я уставился на О’Хару. – Он просил передать вам, что считает вас остолопом, но, по-моему, упоминать об этом будет не слишком тактично. Поэтому я, пожалуй, не стану.
– В один прекрасный день, – процедил сквозь зубы О’Хара, – он непременно шлепнется мордой в грязь.
Они сели и начали обмениваться комментариями. Но я не слушал, поскольку мои мысли были заняты совсем другим. Я ведь считал, будто Вулф просто пустил им пыль в глаза своим бахвальством, причем весьма своевременно, и должен признать, это принесло желаемые результаты, но вот что теперь? Интересно, у него действительно есть доказательства, а если да, то насколько веские? Что ж, последнее нам отнюдь не помешало бы. Кремер со Стеббинсом были явно не готовы обменяться с нами рукопожатиями прямо над трупами. А что касается О’Хары, я только молился в душе, чтобы Вулф, позвонив еще раз, не попросил бы меня похлопать заместителя комиссара полиции по спине, со смехом объяснив, что все это было милым розыгрышем. В общем, я нарисовал себе такую мрачную картину, что, когда телефон снова зазвонил и я потянулся к трубке, мне захотелось оказаться прямо сейчас где-нибудь в другом месте.
Вулф поинтересовался, все ли по-прежнему здесь, и я сказал «да». Тогда он велел передать им, что он отложил заявление и оно не прозвучит в десятичасовых новостях. Что я и сделал. После этого Вулф попросил меня доложить о событиях сегодняшнего дня.
– Прямо сейчас? – удивился я. – По телефону?
– Да, – ответил он. – Лаконично, но со всеми важными деталями. Если имеются какие-то факты, опровергающие мою версию, я должен это знать.
И хотя в мою душу постепенно закрадывалось подозрение, что меня держат на второстепенных ролях в чудовищном блефе, я от души наслаждался ситуацией. Впрочем, как и любой другой на моем месте. Итак, я сидел в кресле О’Хары, за его письменным столом, в его кабинете, и подробно докладывал Вулфу об убийстве, свидетелем которого являлся, и о полицейской операции с моим участием, а эти три болвана вынуждены были битых полчаса сидеть и слушать мой треп. Как бы ни изменилась для них ситуация в ближайшее время, в данный момент им ничего не оставалось, как брать то, что дают. И я действительно получал удовольствие. Время от времени Вулф прерывал мой рассказ вопросами, а когда я закончил, он заставил меня вернуться назад, чтобы заполнить немногочисленные пробелы. Затем Вулф дал мне инструкции, и пока я его слушал, становилось ясно, что, даже если это и было блефом, Вулф не собирается оставлять меня одного в расположении противника, чтобы в одиночку прорываться к своим. Я попросил шефа все повторить, дабы убедиться, что все правильно понял. Вулф повторил.