Гулливер у арийцев

До скорого свидания, друг моей души, твой Штеффен те-

бя не забудет.

Я уславливаюсь с Арнольдом о встрече, он уже, оказывает-

ся, три дня в Париже. Мы сидим за столиком в почти совер-

шенно пустом маленьком кафе.

Малыш спрашивает:

184

— Я слыхал, что вы ездили в Берлин и едва оттуда выб-

рались. — Во взгляде сверкает искорка недоверия. — Зачем

вы туда ездили, Штеффен?

— Видите ли, Арнольд, я с вами буду откровенен. Дело в

том, что у меня немного политических убеждений, но к чи-

слу их относится непримиримая ненависть к военщине, к

казарме. Если бы вы видели, во что превратил Гитлер Гер-

манию. Это форменный экзерцир-плац. Я убежден, что в

Германии теперь еще больше, чем раньше, всем вертят ге-

нералы с Бендлерштрассе. Вот кто главный враг.

Я против войны не потому, что я пацифист, но просто из

трусости; а именно трусость иногда делает людей храбры-

ми. Я в своей жизни сталкивался с военными самых раз-

нообразных национальностей, но более беспощадной и жес-

токой разновидности человечества, чем немецкие генера-

лы, я не могу себе представить. Они не способны мыслить

другими категориями, нежели солдатскими. Они еще су-

меют удивить наш мир, разучившийся удивляться.

— А зачем вы все-таки ездили в Берлин, Штеффен?

— То, что я вам только что сказал, как раз и должно бы-

ло объяснить вам мою психологию. Меня многие считали

легкомысленным и несерьезным человеком. Может быть,

это и было верно, но ведь человек меняется, в нем домини-

руют те или иные центры. Если бы я захотел, я мог бы

быть с победителями и участвовать в дележе добычи. Я

чистокровный ариец и мог бы это доказать легче, чем, ска-

жем, Геббельс. Я происхожу из военной семьи, и знал мно-

гих людей из теперешней национал-социалистической вер-

хушки. Словом, я мог бы сделать карьеру хотя бы в каче-

стве журналиста. В этом деле я дал бы сто очков вперед

гитлеровским пачкунам. Вы не будете спорить, что у меня

острое перо и превосходный стиль. Я далеко пошел бы в ми-

нистерстве пропаганды. Наконец, я благодаря полученно-

му наследству располагаю некоторыми средствами и мог

бы спокойно жить без волнений и забот. Вместо этого я

веду жизнь политического эмигранта, рискую собственной

шкурой. Странно, не правда ли? Я сам не вполне ясно по-

нимаю руководящие мною мотивы. Иногда мне кажется,

185

что это романтическая склонность к приключениям, пого-

ня за переживаниями. Ведь ни один народ не дал миру

столько авантюристов, как наш, немецкий. Правильнее,

однако, сказать, что это у меня республикански-демокра-

тический атавизм: ненависть к тем, кто пытается подавить

мою волю. Если бы вы знали, Арнольд, какую злобу чув-

ствовал я при виде штурмовиков на улицах Берлина, их

наглых рож и крутых задов, обтянутых галифе! Кстати, у

меня есть нюх, и я чувствую, что там скоро будет грызня.

— Вы что-нибудь знаете? — спрашивает Арнольд.

— Я кое-что слышал, — уклончиво отвечаю я. — Говорю

это на всякий случай. Все это мои собственные комбина-

ции, но у меня действительно есть нюх на такие вещи, и

мои выдумки часто оказываются очень удачными.

Через три недели происходят события 30 июня — убий-

ство Рема и других. Получаю записку от Арнольда, он опять

в Париже. Мы встречаемся в том же кафе.

— Знаете, Штеффен, у вас, видно, есть хорошие источни-

ки информации. Жалко, что вы не сказали мне, в чем дело,

я бы это использовал.

— Этого-то я и не хотел, нужно было предоставить собы-

тиям естественно развиваться.

— Знаете, Штеффен, я начинаю вас уважать; в то же вре-

мя, однако, мне кажется, что вы не умеете рационально ис-

пользовать свою информацию.

— Не думаю; у меня за границей имеются недурные свя-

зи, в частности, я хорошо знаком с Уикхэмом Стидом.

— Вот как, а я давно стремился установить с ним дело-

вые отношения, моя информация несомненно заинтересо-

вала бы его.

— Я вам смогу быть полезен, Арнольд. Кстати, как идет

ваш бюллетень?

— Перепечатывают его довольно часто, но платных под-

писчиков у меня мало. Я выпускаю его кустарным обра-

зом, а это плохо отражается на своевременности информа-

ции.

Я предлагаю Арнольду найти ему нескольких платных

подписчиков. Он смущен. Этот смелый и настойчивый че-

186

ловек очень застенчив. Откровенно говоря, я чувствую к

нему симпатию. Интересно, что предполагают сделать с ним

мои берлинские друзья? Но в моем положении не прихо-

дится выбирать, нужно брать деньги там, где их находишь.

Прощаясь, я обещал Арнольду навестить его в Страсбурге

и привезти кое-какую информацию. Как будто, его недове-

рие ко мне улетучивается. Но это еще не все, с ним придет-

тся еще долго поработать.

В течение нескольких дней я почти не бывал у себя в

отеле, так как познакомился с одной хористочкой, очень ею

увлекся и в результате начал неглижировать своими обя-

занностями. Наконец, в один прекрасный день портье ска-

зал мне: «Вас уже несколько дней разыскивает по телефо-

ну какой-то немец, не то дантист, не то массажист, я вам

все забывал сказать».

Я спешу к телефону:

— Доктор Мейнштедт, я сегодня буду у вас. Да, у меня

боль в зубе прошла, можно ставить коронку.

Через час я в кабинете у Форста.

Он с трудом сдерживает бешенство.