Гулливер у арийцев

забираю свои вещи и ухожу, не прощаясь. Старичок с труб-

кой посылает мне вдогонку какой-то комплимент.

С трудом нахожу носильщика, он меня усаживает в ста-

ринный экипаж, в который впряжены две клячи. Объяс-

няю, что мне нужно в «Загоржи», он не понимает, пока-

зываю бумажку с адресом:

— А, в «Загоржи»! — и подхлестывает своих призовых ры-

саков.

Мы въезжаем в парк. Он плохо освещен и поэтому по-

хож на дремучий лес. Экипаж останавливается у подъезда.

Никто не выходит. Мой возница кричит:

— Франтишку! Франтишку!

Никакого результата.

— Пепику! Пепику!

Дверь открывается, и из нее высовывается чья-то голова,

за ней толстое туловище в нижнем белье. Пепик вскоре

исчезает, но через несколько минут возвращается уже в

каком-то халате и берет мой чемодан. Я рассчитываюсь с

возницей и иду за молчаливым Пепиком. В вестибюле по-

является портье. Он одет в халат, но на голове у него фу-

ражка с золотыми галунами.

193

Я объясняю, что хочу получить комнату во втором этаже

с балконом и ванной:

— Ванн при комнатах нет, они внизу, а балкон, пожа-

луйста.

Поднимаюсь на второй этаж, вижу, что отель «Загоржи»

по существу представляет собой небольшой пансион, в нем,

по-видимому, не более двадцати номеров. Комната обстав-

лена неплохо, но мебель очень стара и от нее идет запах

ветхости и еще чего-то неуловимого. Открываю окно на

балкон.

Входит горничная, стелет постель и так аппетитно взби-

вает подушки, что у меня начитают слипаться глаза. Сама

девица, впрочем, никуда не годится. Закрываю дверь на

ключ, быстро заканчиваю вечерний туалет, ложусь в пос-

тель и засыпаю.

Под утро просыпаюсь: проклятая перина! — никак ею не

укроешься. То весь пух оказывается на голове, то в ногах.

Укроешь спину — вылезают колени, подтянешь перину на

колени — холодно спине. Я чувствую, что одновременно

потею и мерзну. Какой Торквемада придумал это орудие

пытки — перину? Нахожу выход: укрываюсь покрывалом

и собственным пальто, а на перину ложусь. Во второй раз

просыпаюсь в девять часов.

Прекрасное солнечное утро. Встаю, одеваюсь, спускаюсь

в столовую.

Около дюжины столиков, половина из них без приборов,

на двух видны следы съеденного завтрака. Сажусь за пус-

той столик. Входит девица в наколке и просит меня зайти

в канцелярию отеля.

Мой ночной знакомый портье в течение нескольких ми-

нут внимательно изучает мой паспорт и, видимо, для кон-

центрации мыслей энергично ковыряет в носу. На этот раз

он в полном параде, лицо его дышит сознанием своего ве-

личия, что, как известно, свойственно всем портье. Он за-

писывает в книгу мою фамилию и бурчит, что я уже вто-

рой немец в отеле.

— А кто первый?

— Господин директор Рудольф Урбис.

194

Далее следует вопрос, не хочу ли я заплатить за неделю

вперед. Вид моего пухлого бумажника сильно действует на

портье, он усаживает меня в кресло, обещает дать лучшую

комнату в отеле, содействовать моим развлечениям:

— Что вы, я больной человек, мне нужно отдохнуть, мне

не до развлечений, на которые вы намекаете.

В свою очередь, я расспрашиваю портье о местных до-

стопримечательностях.

— Здесь есть старинный замок, к нему ведет прелестная

лесная дорожка. В речке можно удить рыбу, в отеле есть

все необходимые принадлежности. Наконец, в Долине сме-

ха, это по дорожке налево, вы найдете источник воды, ни в

чем не уступающей иоахимовской — сплошной радий.

Я вернулся обратно в столовую и потребовал завтрак. Че-

рез несколько минут я получил традиционный «комплект»:

кофе, яйцо, масло, джем и — главное — замечательные чеш-

ские булочки, хрустящие на зубах. Я стал все это погло-

щать, осматривая в то же время столовую. Это была до-

вольно большая светлая комната, выходившая на веранду.

На стенах висели оленьи рога и какие-то мрачные кар-

тины, которые, видимо, по замыслу художника или вла-

дельца отеля, должны были содействовать повышению ап-

петита гостей. В действительности, однако, было благора-

зумнее во время еды на эти картины не глядеть. На одной

из них была изображена дичь: висящий заяц с окровавлен-

ными усами и фазан со свернутой головой. На другой кар-

тине красовалось блюдо с рыбой, которую, по моему глу-

бокому убеждению, забраковал бы самый либеральный са-

нитарный контроль.

Налюбовавшись этой живописью, я приступил к изуче-

нию людей, находившихся в столовой. За одним из столи-

ков сидел молодой человек спортивного вида в никкебоке-

рах и свитере, через плечо у него висела на ремне «лейка».

Напротив этого субъекта находилась девица довольно соб-

лазнительной внешности. Это, по-видимому, молодожены,

нет — скорее, студент со своей подругой. Во всяком случае,

этот долговязый парень не Урбис.

195

За другим столиком — пожилые супруги, очень серьезно

относящиеся к своему завтраку и не обменивающиеся друг

с другом ни словом.

Далее — молодая мамаша с няней, худой ведьмой, и сын-

ком дегенеративного вида, упорно выплевывающим все,

что удалось всунуть ему в рот.

Да, Штеффен, ты попал в замечательно интересное мес-

то. Оно так соответствует твоим вкусам. Ты сможешь по-

сюсюкать с ребеночком, обрадовать мамашу парой ком-

плиментов, посвященных этому щенку. Никто не помешает

тебе побеседовать с пожилой супружеской парой о ревма-