Об этом размышлял я на следующий день после приезда на побывку в отчий дом, наводя порядок на погребице, которая с давних пор служила не только подсобкой, куда запирался используемый в повседневье рабочий инструмент, но и хранилищем всякого старья, с которым по указанной уже причине трудно расстаемся мы, невзирая на степень будь то расчетливости или скаредности. Какого только добра в прямом и переносном смысле не было здесь: берданка со сбитой мушкой и проржавевшим магазином, без приклада и цевья; охотничьи лыжи с единой бечевкой на концах и простейшим креплением; волчий капкан, много лет назад в последний раз стиснувший свои внушительные челюсти да так и провисевший на гвозде над полкой, на которой стоял теперь запылившийся чугунный утюг; целый ряд самоваров, выстроенных по ранжиру, как в той антикварной лавке, во главе с пузатым медным, крышка, конфорка, кран которого все витиеваты, и последним в ряду, так называвшимся, самоваром-рюмкой – популярной еще в недавние времена новинкой тульских мастеров, выпускавших на радость чаевникам свою традиционную продукцию уже не с трубой, а с электрическим элементом; весь проржавевший багор – непременное орудие сезонных тружеников, в 40–50 годы прошлого века каждое лето проплывавших по нашей реке вслед за сплавляемым лесом, – сплавщиков, которые с песнями разбирая заломы на мелях, действовали этим немудреным остроконечным крюком так ловко, как иной из нас не пользуется ложкой или вилкой; коньки-дутышы, которые в те давние годы, когда коньки на ботинках мы видывали только в киножурналах, считались верхом совершенства, потому что детвора моего поколения нередко радовалась и привязываемым к валенкам сыромятными ремешками деревянным брусочкам, иногда окованным металлическими полозками.
Можно долго перечислять все то, что хранилось здесь, и тогда даже беглое упоминание назначения предметов сложилось бы в историю прошлого не только нашей семьи, но и края, самобытного по традициям, потому что, например, упоминавшийся багор – орудие труда, характерное не для любой местности. Но не сам багор привлек в описываемый час мое внимание, а петля, за которую его подвесили к подстропильной поперечине крыши погребицы.
Веревка, ремень, жгут часто применяются в деревенском быту; их прочность, свойства на изгиб всегда существенны, и потому хозяин, иногда годами пользующийся какой-нибудь бечевкой для разнообразных целей, невольно запоминает каждый клубочек шпагата или собранный восьмеркой канат. Так и я, давно уже уехавший из дома, но возвращающийся то в отпуск, то при другой первой же возможности, знал здесь все. Петле-вешалке, за который был подвешен багор, я удивился потому, что не мог даже предположить, что этот кусок капронового шнура, лишь местами все еще едва голубоватый, теперь уже выцветший, порыжевший на изломах, сохранится до сих пор. Другое дело – почему я помнил о нем.
Звали мы его Ахыйкой. Кличка эта – производное от, предполагаю, узко диалектного слова «ахей», обиходного в те далекие годы средь чебенских татар Зианчуринского района, проживающих в приграничных с Оренбуржьем деревнях, означавшего – «приятель». Если в базарный день средь многолюдья торговцев и покупателей на рыночной площади райцентра – села Исянгулово слышалось: «халлер ничек, ахей?» - то можно было не сомневаться, что встретились здесь приезжие из Чебеньки.
Мелкорослый и подвижный, как ртутный шарик, Ахыйка отличался не только озорством, но и независимым характером, почему трудно вступал в согласие со сверстниками, постоянно являясь объектом их насмешек, однако никогда не спускал им обид и козней. Придет время, он возмужает, станет серьезным; мой старший брат, освоившийся тогда в Сибири, зазовет его на Ангару – они строили Братскую ГЭС. А пока Ахыйка, вошедший как-то в доверие, влился в нашу семейную рыбацкую компанию. Мы все лето ежедневно обкладывали тихие плесы и пристрежневые заводи реки Малый Ик перетягами; по вечерам, отправляясь на промысел, всегда сопутствуемые удачей, не сомневались, что утро принесет очередную.То давнее время олицетворяло еще особенную зависимость человека от окружающей природы, и мы осваивали свое ремесло основательно. Не для ради забавы, а озабоченные о хлебе насущном.