Гришкин менталитет

Налоговики не понравились Саньке при изначальном знакомстве. И не только оттого, что не могли они полнить государственную мошну должными миллиардами. И даже не столько от того. Можно предположить, что помехой на пути стечения миллиардов были те, как упоминавшаяся, коробки конфет, которые в иных ситуациях имели размеры в сотни, тысячи раз крупней Санькиного презента. Так вот, беспомощные или сговорчивые пред лицом крупных неплательщиков мытари становились настырными и резвыми в пустяковых, как пылинка, мероприятиях. Скажем, организовывая время от времени свои рейды, бесполезные по сути, дающие разве что только галочку в бесконечных бумагах, они гонялись за бабками, норовящими, не от сладкой жизни, поторговать где-нибудь близ магазина или рынка пучочками редиски, лука, петрушки, семечками и при этом не декларироваться. Санька увидел: жизнь в стране под аккомпанемент велеречивых выступлений отцов отечества о наступившей стабилизации в экономике день ото дня ухудшается; все больше людей, в отличие от благополучия немногих, впадает в нищету, голод пришел в тысячи семей; а в это время местная газетенка взахлеб рассказывает о бесконечных празднествах, то городских, с цветами, транспарантами, с парашютистами, падающими с небес на недоуменно запрокинутые головы зевак, то республиканских – еще более цветастых; сюсюкает о том, как местная администрация занимается реконструкцией своего зала заседаний – евроремонтом; о том, что в Москве госчиновников решили пересадить с иномарок на отечественные «Волги», а горлопаны в Думе не могут прийти к единому мнению о том, что для них лучше: получить и прихватизировать бесплатную квартиру в столице или урвать на каждого брата по несколько сотен миллионов рублей из казны да купить ту квартиру. Кроме того, Санька увидел, что налоговая инспекция, пребывавшая досель в просторных апартаментах съехавшей по новому адресу городской администрации, словно состязаясь с ней, а в сути глумясь над народом, вот, мол, как мы сильны, отстроила себе трехэтажный дворец под мрамором, при высоком крыльце, с бульдогом-полицейским на входе, и беготни по этажам при этом тем декларирующимся гражданам стало много крат больше. Пир во время чумы гудел по всей многострадальной стране. И надо было случиться, приснился однажды Саньке сон, как раз в тот день, когда он остолбенело застыл перед тем дворцом – обелиском чумному времени. Явился к нему в том сне умерший племянник, чьим именем оснастил одну из статей затейливой декларации. И произошел между ними разговор.

– Ты что ж, дядь Саш, вплел меня в свои хитроумные кружева? – спрашивал племянник.

– Да не одно ль тебе там? Лежишь спокойно, ни забот каких, ни волокиты. А мне помог копейку сберечь, – ответствовал затейник.

– Так-то оно так, – продолжал племянник. – Только у нас тут в подземелье тоже налоги требуют. С меня – за тот доход, который навродь как получил, помогая тебе. А ведь не было у меня такого дохода. И денег я с собой не прихватил. Даже на курево нет, не только для оплаты налога. Так что того и гляди отправят на горячую сковороду в наказанье.

Не верил Санька ни в сны, ни в какую чертовщину, но в этот раз почему-то запали в душу слова оставшегося в присной памяти племянника. И не то чтоб стыд обуял человека, попользовавшегося безответным состоянием своего родственника, но стало досадно. За всю кутерьму, в которую был втянут, за нищету тысяч людей рядом с дармовым благообилием ловкачей стало обидно. Да так, что забросил Санька всю ту деятельность, торгово-закупочную, и пролежал несколько недель дома, воображая баталии с налоговиками, с сытой думской ратью и прочими рвачами и ловцами удачи. Но голод не тетка. Не дала торгово-закупочная деятельность таких денежных скоплений нашему герою, которые позволили бы роскошь мудрствований и бесплодных дебатов, хоть сущих, хоть воображаемых, лежа на диване. Пришлось возвернуться в мир реалий. Только так случилось, что недосуг было ни товар, имевшийся дома, везти к реализации, ни за расчетом ехать к компаньонам. Вот тогда и пригодилась вновь смекалка. Тогда-то и стал импровизатором-налоговиком, а позже и электросетевиком. Товар, оставшийся от прежних занятии, лежал завалью в кладовке, а вновь испеченный специалист обходил, все больше в сумерки, свои владенья, выезжал на гастроли в близлежащие, а то и в отдаленные города.

Был он умеренным в назначаемых ставках, чтобы не вспугнуть, не озлобить своих покладистых клиентов, исправно рассчитывавшихся за допущенную или спровоцированную оплошность. И не было нужды идти с отчетом в тот мраморный дворец с бульдогом-полицейским в устье длинных коридоров и широких лестниц. Забылась злость на ту систему, и, даже больше, как-то вдруг стал выполнять Санька, помимо экспроприаторских средь владельцев комков, функции перераспределения, этакого соцобеса.