Гришкин менталитет

Случилось, будучи по своим делам в Самаре, он оказался на рынке. Здесь его «нагрел» такой же, как и он, гастролер из одной, называвшейся до недавнего времени братской – среднеазиатской республики. Кучерявый смуглец со страдальческим выражением лица упросил тогда обменять пачку денег на купюры большего достоинства: мол, так легче их провезти на родину, где сейчас идет война и грабители помимо рыщут по дорогам. И до того жалостливо описывал ситуацию азиат, что поддался Санька на затейливые увещевания. На глазах, демонстрируя доброхоту, отсчитал тот соответствующее хрустящей купюре количество мятой бумажной мелочи. И лишь выйдя с рынка, пересчитав полученное, обнаружил сострадатель обман: азиат вручил ему ровно половину причитающегося. Но удивился тогда наш герой не ловкости рук мошенника, рядом с которой фокусы известного Акопяна – сущий пустяк.

Обратился обманутый Санька в милицию при рынке. Вот когда настало время удивляться. Детина-милиционер лишь подошел с истцом к азиату, который даже взгляда не бросил на стража порядка, отвел своего спохватившегося клиента в сторонку и вернул ему недостачу. А тот, к кому взывали о помощи, ни слова не сказав, отправился было назад к себе в участок. Восстал Санька против безмолвия детины. Буром пошел на него, обещая обличить в высоких инстанциях сговор преступников с правоохранительными органами. Но гнев смирил все тот же азиат.

– Падажды, дарагой, – взял он уже ласково за локоть своего взроптавшего клиента. – Зачэм так? Нэ хады жаловать, хады рэсторан. Пей коньяк, ужинай, отдыхнай.

Он протянул новенькую голубую купюру, а видя сомнения клиента, ловко вложил ему в нагрудный карман рубашки и легонько толкнул в плечо: иди. Моральный ущерб был возмещен материально.

На крыльце рынка, как на церковной паперти, с протянутой рукой стояла женщина старых лет. Ее одежда, застиранная, но опрятная, лицо, спокойное, без единой черточки поддельной скорби, глаза, безмолвные, опущенные на ладошку, которая была даже не протянута, а нерешительно повисла лодочкой у груди, говорили, что пришла она сюда, быть может, впервые и не имела целью разжалобить прохожих, но надеясь на милость тех, кого не довела еще судьба до последней черты. Санька невольно остановился возле нее. Она подняла глаза, спокойно посмотрела на незнакомого человека и тихо промолвила:

– Сынок, дал бы немного на хлеб.

Тогда и повелось то правило. Каждый раз после очередного завершения экспроприации кого-нибудь из тех, неподдающихся незадачливым мытарям починковского ведомства, отыскивал Санька обездоленных и давал милостыню, как плату во отпущение греха. А может, это было покаяние перед совестью.

Так, в грехах перед грешниками и откупах за грехи протекала жизнь. Стал Санька забывать о налоговой службе. Содержал свое семейство, хоть и не в роскоши, но в умеренном достатке. Только ведь не впустую говорится: пути господни неисповедимы. Явился-таки он на то крыльцо под мраморным фасадом.

Жена Санькина – Алевтина была столь расчетливой и неутомимой в своих повседневных хлопотах о хлебе насущном, что не стоит удивляться ей, надежно ощущавшей себя в жизненной круговерти. Летом, выйдя в отпуск, она, неугомонная, изыскала случай для приработка. Так что семья получила прибавку в своем доходе. И нет в том ничего предосудительного. Но обнаружили изьян в рвении женщины представители крапивного племени. Да-да, читатель правильно почувствовал, о ком речь. Приработок жены, в отличие от мужниных доходов, случился в муниципальном учреждении, откуда сведения дошли все в ту же налоговую инспекцию, откуда, выждав достаточный срок, прислали повесточку и явившемуся вместо жены Саньке указали на сверхдоход в семье, на неуплаченный налог и предписали немалый штраф за сокрытие дохода, который сверх. Это тебе, Санёк, не с покойничками якшаться. Отдай и не греши. Ан пальцем в небо попали блюстители рыхлой системы.

Санька явился к ним. Спокойный, уверенный, расчетливый. На поддельно милую улыбку нарядной дамочки при столе за тяжелой дверью он улыбался так же мило и все сетовал: ах, как же мы не досмотрели! ах, как нехорошо получилось! И скоро уже та милая улыбка дамочки являла сущее благорасположение и сочувствие. И скоро уже в добросердечной беседе было признано, что семья Саньки пребывает в бедственном положении: жена одна содержит троих иждивенцев, в числе которых вот он – непутевый муж, безработный, беззащитный перед жизнью. А предпринимательское дело? Та торгово-закупочная деятельность? Да ведь заброшена она. А старшая дочка, которая уже двадцати трех лет от роду? Да иждивенка она, учится далеко в областном городе.

Какое уж там разбираться инспекции с той, что так далеко. Тут с бабками-то, что с пучочками редиски, успеть бы справиться.