Жильцы подъезда, в котором судьба прописала Сирая, – сплошь пенсионеры. А это народ… Пусть не подумает читатель, что подвергается критике мнение, сложившееся об этом контингенте по песням, как о мирных доминошниках во дворах, по газетным публикациям – как о страждущих нашего внимания и доброго отношения. Только вот, видно, ЖЭК забыл устроить во дворе перед тем подъездом столик для домино, но вкопал прямо перед крыльцом скамейку, на которой с самого утра и до вечера сидят рядком, изнывая от безделья, оделяя все вниманием, Сираевы соседи. «Не сойтись, разойтись, не сосвататься в стороне от придирчивых глаз», - то ли сетовали, то ли, наоборот, умилялись в известном из кинофильма Пеньково. А тут расходиться да свататься уже поздновато, так что зоркое око выхватывает объекты для пересудов из прилегающего пространства.
– Вон он, явился, подлец. Видно, за вещами, – шепчет, наклонившись к собеседнице, показывая глазами на удаляющегося мужчину, баба Полина. – К молодой ушел. Когда жена в горкоме работала, была годна. А как ног лишилась, да и горком закрыли, - ему девку подавай. Из самого-то, травяной мешок, все высыпалось, а все туда же.
Это она насчет бывшего жильца из четвертого подъезда.
– А ты на этого посмотри, – шепчет, меняя объект внимания, собеседница. – Опять с сумкой. Чего носит? Каждый день. Проверить бы.
Все подконтрольно. Все заведомо известно. Здесь, на скамейке, устав перемывать косточки прохожих, как-то заскучав, остановили они свой взор на грузовике, который ежедневно подъезжал к подвалу расположенной напротив девятиэтажки, в котором обосновалась предприимчивая молодежь, делавшая свой бизнес на приеме стеклопосуды и поставке пива для многочисленных киосков в округе. Кому-то ударила в голову мысль, что грузовик, должно быть, загрязняет выхлопными газами воздух под окнами пенсионеров. И пошли жалобы в инстанции. Познали те предприниматели почем фунт лиха, отбиваясь от натравленных проверяющих. Но устояли. А заскучавшие контролеры все держали порох сухим. И вот однажды из подъезда в самую зиму кто-то ночью умыкнул стекло из оконной рамы на лестничной площадке. Это все один из элементов наступившего дикого рынка. Промышляют кто чем может. По сигналу, мол, это они – из того подвала, явился работник ЖЭКа и напрямик, но только не в подвал, а к Сираю, чей сосед, имевший собственную версию о случившемся, указал след мародера: у него, мол, на лоджии в ветреную погоду одно стекло треснуло; больше никто не мог, мол, стащить дармовщину из рамы на лестничной площадке. ЖЭКовец оказался человеком понятливым, поверил на слово хозяину лоджии, а изъян на лестничной площадке, браня сборщиков стеклопосуды, исправил – застеклил раму. Но не прошло и недели, как ночью кто-то, быть может, потешаясь, унес из подъезда всю оконную раму. В тот же день Сирай выставил треснувшее стекло на своей лоджии, чтоб не пробуждать новых подозрений. Только новая незадача не преминула обрушиться на него самым неожиданным образом, как снег на голову. Потому что зияющая пустотой рама его стала словно бы слуховым окном. Все разговоры на кухне вроде б и вовсе не голосистых соседей с верхнего этажа, можно было подумать, стали предназначаться именно для ушей нижних соседей. Впрочем, если не нравится, – не слушай. Другое дело, что неслось наверх из форточки нашего переработчика даров природы.
– У моей жены аллергия на спиртной запах. Что-то она стала чихать со вчерашнего дня. Ты не знаешь, случаем, откуда идет этот дух? – улыбаясь, говорил Сираю уже на следующий день верхний сосед.
И хотя стекло на лоджии было восстановлено (он же, Гришка вырезал нужный размер), явился участковый. Я, говорит, заходить к тебе не имею права без санкции, но если, мол, еще раз пожалуются на специфические запахи, – не обессудь. Он был прав, этот участковый, и, умудренный жизненным опытом, не лез сломя голову в разбирательства, понимая тщетность попыток внести изменения в уложившийся миропорядок, в котором возродился дикий рынок.
Впрочем, не потому ли этот незначительный конфликт мог бы, однако не предупредил события, которые развернулись. Правда, уже на следующее лето, порадовавшее садоводов богатым урожаем вишни.
Казалось, весь город в те дни озаботился одним – вишней. На базаре, в стихийно образовавшихся то возле магазина, то прямо вдоль тротуара торговых рядах десятки ведер, аппетитно рдеющих ягодой, не оставляли равнодушными прохожих, в руках которых там и здесь можно было увидеть то пустые, а то уже наполненные горкой корзины, ведерца, кульки. И хотя упоминавшаяся уже «интеллигенция» поспешала с дармовщиной, Сирай с Гришкой получили немалый барыш, поставив этой благодати заезжим перекупщикам в изрядном количестве. Однако не оставаться же незадействованной таре, опустевшей за зиму после прошлогоднего сезона, да и в Гришкином блокнотике оказался рецептик и на вишню, которой еще изряднехонько было на ветвях.