Граф Монте Кристо 2 часть

"Sir," continued Villefort, "there is something to fear besides death, old age, and madness. For instance, there is apoplexy-that lightning-stroke which strikes but does not destroy you, and yet which brings everything to an end.	- Страшны не только смерть, старость или безумие, - сказал Вильфор, - существует, например, апоплексия - это громовой удар, он поражает вас, но не уничтожает, и, однако, после него все кончено.
You are still yourself as now, and yet you are yourself no longer; you who, like Ariel, verge on the angelic, are but an inert mass, which, like Caliban, verges on the brutal; and this is called in human tongues, as I tell you, neither more nor less than apoplexy.	Это все еще вы и уже не вы; вы, который, словно Ариель, был почти ангелом, становитесь недвижной массой, которая, подобно Калибану, уже почти животное; на человеческом языке это называется, как я уже сказал, попросту апоплексией.
Come, if so you will, count, and continue this conversation at my house, any day you may be willing to see an adversary capable of understanding and anxious to refute you, and I will show you my father, M. Noirtier de Villefort, one of the most fiery Jacobins of the French Revolution; that is to say, he had the most remarkable audacity, seconded by a most powerful organization-a man who has not, perhaps, like yourself seen all the kingdoms of the earth, but who has helped to overturn one of the greatest; in fact, a man who believed himself, like you, one of the envoys, not of God, but of a supreme being; not of providence, but of fate. Well, sir, the rupture of a blood-vessel on the lobe of the brain has destroyed all this, not in a day, not in an hour, but in a second.	Прошу вас заехать когда-нибудь ко мне, граф, чтобы продолжить эту беседу, если у вас явится желание встретиться с противником, способным вас понять и жаждущим вас опровергнуть, и я покажу вам моего отца, господина Нуартье де Вильфора, одного из самых ярых якобинцев времен первой революции, сочетание самой блестящей отваги с самым крепким телосложением; этот человек если и не видел, подобно вам, все государства мира, то участвовал в ниспровержении одного из самых могущественных; он, как и вы, считал себя одним из посланцев если не бога, то верховного существа, если не провидения, то судьбы; и что же - разрыв кровеносного сосуда в мозгу уничтожил все это, и не в день, не в час, а в одну секунду.
M. Noirtier, who, on the previous night, was the old Jacobin, the old senator, the old Carbonaro, laughing at the guillotine, the cannon, and the dagger-M. Noirtier, playing with revolutions-M. Noirtier, for whom France was a vast chess-board, from which pawns, rooks, knights, and queens were to disappear, so that the king was checkmated-M. Noirtier, the redoubtable, was the next morning 'poor M. Noirtier,' the helpless old man, at the tender mercies of the weakest creature in the household, that is, his grandchild, Valentine; a dumb and frozen carcass, in fact, living painlessly on, that time may be given for his frame to decompose without his consciousness of its decay."	Еще накануне Нуартье, якобинец, сенатор, карбонарий, которому нипочем ни гильотина, ни пушка, ни кинжал, Нуартье, играющий революциями, Нуартье, для которого Франция была лишь огромной шахматной доской, где должны были исчезнуть и пешки, и туры, и кони, и королева, лишь бы королю был сделан мат, -этот грозный Нуартье на следующий день обратился в "несчастного Нуартье", неподвижного старца, попавшего под власть самого слабого члена семьи, своей внучки Валентины, в немой и застывший труп, который живет без страданий, только чтобы дать время материи дойти понемногу до окончательного разложения.
"Alas, sir," said Monte Cristo "this spectacle is neither strange to my eye nor my thought. I am something of a physician, and have, like my fellows, sought more than once for the soul in living and in dead matter; yet, like providence, it has remained invisible to my eyes, although present to my heart.	- К сожалению, - сказал Монте-Кристо, - в этом зрелище не будет ничего нового ни для моих глаз, ни для моего ума; я немного врач, и я так же, как и мои собратья, не раз искал душу в живой материи или в материи мертвой; но, подобно провидению, она осталась невидимой для моих глаз, хотя сердце ее и чувствовало.