Горячий август

Маланья из последней горсти скрутила перевясла: она строго соблюдала старые обычаи.

Посмотрели жнеи на опустевшее поле, на ряды снопов и удовлетворенно зашумели:

- Сколько хватили! За один день!

Женщины окружили Алену. Веселые, возбужденные голоса требовали:

- Ну, хозяйка, теперь расплачивайся, ставь ведро горькой!

- Коники гогочут - пить хочут!

- Заслужили ж.

- Не выкручивайся.

Алена с благодарностью посмотрела на женщин - ее и "чужие", все перемешались в шумной толпе. Она смущенно ответила:

- Да, надо было б и поставить... Ничего не скажешь... Стоит... Спасибо вам великое, бабоньки, за добрую работу! - го.- рячо закончила она.

- Э-э, нет, одним "спасибо" тут не обойдешься! - зашумели женщины.

Алена посмотрела на Мартина, который часа за три до вечера пришел проверить, как идет жатва в бригаде, и беспомощно развела руками: выручай, товарищ старшина.

Мартин весь день беспокоился, что бригада не успеет сжать все к сроку. То, что он увидел, придя на поле, - веселая взволнованность жней, согласная работа двух бригад, - обрадовало его и успокоило. Он остался с женщинами до конца работы, помогая носить снопы и складывать их в бабки.

- Хозяин, надо раскошелиться, - сказала Алена. - Заслужили!

"Заслужили, Алена", - подумал Мартин, но, пряча улыбку, сказал равнодушно, чтобы поддразнить женщин:

- Нужно будет как-нибудь, казаки мои, подумать об этом...

Маланья, подойдя сзади, перехватила его перевяслом, словно поясом:

- Теперь, рыбка, не отговоришься!

Мартин поднял руки:

- Да, придется капитулировать! Сдаюсь. Дожинки справим... на той неделе в воскресенье.

Жнеи, весело переговариваясь, пошли через жнивье к дороге. Алена отстала - сжатое поле все еще чем-то привлекало ее.

Оставшись одна, она окинула взглядом охваченное необычными дымчатыми сумерками поле, приземистые, широкие бабки,- такой загон сжали! На опустевшем жнивье словно сказочный городок вырос. В полутьме черными пятнами выделяются две молчаливые груши, посаженные когда-то на меже Ольгиным отцом.

- Кончили,- вздохнув, высказала Алена вслух волновавшее ее чувство. Ей вдруг вспомнились тревоги последних дней, и сердце ее теперь наполнилось тихой,глубокой радостью,

Какое счастье после беспокойных дней напряженной работы, после всех тревог, неудач и удач узнать, наконец, радость заслуженной победы! Сердце Ллены было переполнено этим чувством. Даже усталость, что сковала тело, была сладкой и хмельной.

- Ну, довольно тебе любоваться! - неожиданно услышала она мужской голос.

Она вздрогнула, с недоумением оглянулась. Позади, недалеко от нее, стоял Мартин. Он улыбался и с дружеским укором покачивал головой. Алена и не заметила, что он стоит почти рядом. Мартин, не переставая улыбаться, подошел к ней, взял за РУКУ.

- Ну, сколько ж можно вздыхать! Как маленькая! Пошли.

"Почему так хорошо, когда он берет своей рукой мою руку?" - смутно проплывает в ее голове мысль. От его пожатия ощущение счастья в ее сердце ширится, крепнет.

"У Андрея тоже были такие хорошие руки..."

И сразу, как дуновение вечернего ветра, коснулась переполненного радостью сердца Алены тихая грусть - не та, столько раз уже испытанная грусть об Андрее, она сама не знает, что это за чувство: словно ей чего-то не хватает очень нужного...

- Уморилась я! Кажется, села б тут на месте и никуда не пошла бы.

- Так давай сядем, - предложил Мартин.

В голосе его Алена почувствовала какието непривычные волнующие интонации, и сердце ее дрогнуло от неясного предчувствия. Это было такое хорошее, забытое, такое неожиданное чувство, что она смутилась.

- Нет, нельзя,- торопливо, почти испуганно сказала она и быстро пошла вперед. - Что люди скажут?

Он пошел рядом, не выпуская ее руки из своей.

Несколько минут они шли молча, взволнованные чувством неизведанной ими раньше близости.

- Ночь какая!.. Диво, а не ночь, - прошептала Алена. Она остановилась, растроганная.

Остановился и Мартин. Стоя рядом, они любовались красотой окружающего их широкого поля, измененного голубоватым светом луны. Алена вспомнила, что такая же ночь была и тогда, когда она думала одиноко, в недостроенной хате, свою печальную думу.

"Нет, не такая, - запротестовало сердце. - Та ночь была другой..."

- Алена, - тихо сказал Мартин, когда они сноса пошли. - Я виноват перед гобой. С утра знаю, кто нашкодил тогда на "Далеком поле" и не рассказал.

- Кто? - сжала Алена его руку.

- Игнат Борщевский. Пришел ко мне и покаялся... Недоглядел, говорит, задремал, - кони и сунулись в ячмень.

- Вот видишь, а ты думал...

- Я и тогда не поверил.

- Не поверил? - обрадованно сказала Алена и благодарными, потеплевшими глазами посмотрела на Мартина. - Не поверил... - повторила она тише, опустив глаза. - Это хорошо, что ты той напраслине Не поверил, а мне...-верил... Хоть и не знал наверняка, а верил... что я не могла сделать такое...

- Мне кажется, - ответил Мартин, - п семье так и должно быть - чтоб все друг другу верили. А иначе и семьи не может быть. Какая же это семья, где один другому не доверяет?

- Я знала, что пройдет время и все выяснится. Но мне обидно было, что она могла подумать обо мне. такое...