Горячий август

Завтра надо хоть всю ночь работать, но управиться".

Жать сейчас нужно, не. теряя зря ни минуты, а тут Малпиья, словно нарочно, отвлскает ее от работы, дергает Алену за юбку:

- Гляди, Алена, что там за шествие?..

Алена с неодобрением подумала: "Вот беда еще: жала бы лучше, чем попусту по сторонам сорок ловить... Гляди да гляди..."

- Нечего мне, тетка Маланъя, туда смотреть.

- Нет, рыбка, погляди, - не отставала Маланья.

Алена, выпрямившись, взглянула на дорогу. Свободная рука. которую она подняла было, чтобы стереть с лица пот, от неожиданности застыла. На дороге Алена увидела приближающихся к ним женщин.

"Неужели к нам?" Женщины шли напрямик через жниво нестройной толпой, пестрой и многоголосой. На серпах, которые они несли на плечах, время от времени ярко вспыхивало солнце.

- Жать идут, - высказал кто-то вслух догадку.

- Не иначе, жать... Серпы на плечах!

- К нам идут, бабоньки.

- Это ж Настпна бригада...

- Не-е-е, коржиковская бригада. Вон же и Агата.

- Помогать, должно быть, идут...

Тут неожиданно в разноголосицу восклицаний ворвался зычный голос Маланьи:

- Не надо нам их помощи!

На какое-то время все умолкли.

- Пускай поработают, скорее кончим, - запротестовала Лизавета.

Несколько голосов поддержали ее.

- А я говорю: не надо! - настаивала Маланья. - Мы и одни управимся!

Женщины, между тем, приближались.

Скоро стало видно, что в толпе было больше всего женщин из Настипой бригады, - шли они вместе со своим бригадиром. Несколько жней прислала и бригада Коржика - у него оставалось уже немного работы.

- День добрый, бабоньки! - зазвучали наперебой голоса "гостей".

- Добрый день.

- Что, будем на пороге стоять или, может за стол попросите? - пошутил кто-то из пришедших.

Лизавета ответила в тон:

- Если с добрыми вестями, - за стол!

- Ишь, сколько они сделали, пока мы собирались, - одобрительно сказала Василина, смуглая, с ласковыми черными глазами женщина, в синей кофточке, одна из тех, что накануне предлагали бригаде свою помощь. - Видать, ни свет ни заря пришли сюда... Вот как стараются!

И от этих дружеских, от сердца идущих слов легче стало на душе у Алениных жней.

Слоено ласковый ветерок повеял.

Сердечное слово смягчило и обиду Алены: чувство настороженности, которое беспокоило ее. со дня спора из-за жнейки, постепенно начинало исчезать. Значит, и в третьей - Настпной бригаде не считали ее виноватой, - думала она, слушая дружеское препирательство женщин.

Настя подошла к Алене, спокойная и уверенная, как всегда.

- Покажи, глс жать, - сказала она.

Алена молча повела се на правый край загона.

* * *

Загон, на котором жала Алена со своими жнеями, поделили на две части по количеству людей в бригадах, чтоб на каждую жнею приходился одинаковый по величине участок. Женщины из бригады Насти и Коржика шли вместе с правой стороны полосы. К полудню бригада Алены первой дошла до конца загона - до молодого говорливого осинника на краю леса.

Не отдыхая, женщины вернулись к своим помощницам и снова принялись жать.

Бригады перемещались. Как-то само собой, незаметно в общей работе рассеялись последние остатки недавнего недоверия и настороженности. Даже ревнивое сердце тетки Маланьи постепенно смягчилось, и она перестала ворчать, видя, что Настины жнеи работают старательно, не тратят времени в пустых разговорах.

Правда, иногда ее все же охватывало сомненье. Тогда она переставала жать и шла на участок, на котором работала Настина бригада. Как строгий инспектор, она ходила по жниву, зорко присматриваясь, хорошо ли связаны снопы, не валяются ли где колоски.

- Тетка Маланья, - укоряла Маланью Лизавета. - Как вам не совестно!

- Что - совестно! - не сдавалась та. - Да нешто можно оставлять поле без присмотра? А может, они, ягодка, абы как работают?

Жали молча. Желтые блестящие стебли горсть за горстью споро ложились на перевясла, сильными загорелыми руками затягивались в тугие, упругие снопы. Вязали снопы осторожно. Ломкая солома, если сильно закрутить жгут, рвалась.

Не было слышно ни шуток, ни песен.

Усталость наливала руки и ноги тяжестью, сковывала одеревеневшую спину. Только когда совместно кончили жать Настину полосу, передохнули немного, разогнули спины, прилегли в пестрой тени под ветвями молодого осинника, слушая ленивый шепот серебристых листочков.

На опушке пахло перезревшей земляникой,, сухой душистой травой, молодой осиной. Высоко в августовском небе сверкало прозрачное, похожее на клочья пены, облако.

- Аист, - глядя на небо, очарованно проговорила Лизавета.

Алена подняла глаза.

- Где он?

- Вон... около облака. Справа.

Алена долго не могла отыскать его - солнце слепило глаза. Потом увидела - птица кружила вокруг облака высоко в поднебесье. Алена лежала на траве и с восхищением следила за птицей. С земли она казалась едва заметной точкой.

- Это не аист, а коршун.

- Аист, Аленка, аист. Видишь, как он плавно и красиво кружит.

Отдыхали недолго. Нельзя было лежать, их ждала еще большая полоса несжатого поля.

Поздно вечером, после захода солнца, когда жниво заголубело в туманном свете молодого месяца, сжали последнюю горсть овса,.сложили последние снопы.