Горячие сердца

Гастелло пробил слой облачности снизу вверх. Но вместо чистого неба на этот раз над головой были снова тяжелые, плотные скопления мощных облачных масс. Грозовые разряды по мере приближения делались все ярче. В их свете, как в могучих прожекторах, было видно, что нижний и верхний слои облаков движутся не параллельно, а под некоторым углом друг к другу. Третьим курсом двигался самолет. Даже привычные головы начинали кружиться от этого тройного движения.

Болтанка перешла в отчаянные броски. Самолет то проваливался на сто-полтораста метров, то вдруг стрелка высотомера судорожно подскакивала на несколько десятков метров. Брови Гастелло все ближе сходились к переносице. Такие удары по машине ему не нравились.

Внезапно при следующем электрическом разряде он увидел прямо перед собой высокую черную гору. Это было нагромождение облаков, поднимавшихся много выше горизонта, на котором шел самолет. Черная масса горы временами словно разламывалась, взрываемая молниями.

Уйти вниз он не мог. Нельзя было согласиться на такой перерасход горючего для последующего набора высоты. Значит, пробивать эту гору у самого основания, там, где непрерывно сверкает молния? Это слишком опасно для самолета. Да и экипажу трудно.

То и дело слышны какие-то странные звуки в наушниках. От электрических разрядов в них стоит непрерывный оглушительный треск. Даже ларингофоны переговорных бессильны перекричать этот треск.

Около ноги Гастелло появилась рука штурмана с запиской: «Если будете обходить эту гору, делайте прямые подлиннее, а то собьюсь...».

Нет, штурман может успокоиться: Гастелло не собирается обходить «гору». Он будет набирать высоту, не сходя с курса. Все равно с приближением к зоне наибольшего насыщения зенитной артиллерией противника ему нужна высота.

Облачная гора перед носом росла и росла. Она оказалась такой огромной, что ее основание закрыло весь горизонт. До вершины «горы» было еще далеко, когда машина опять вошла в облачную муть.

На этот раз окружающая среда не была черной, как прежде. Бомбардировщик уже не только бросало по вертикали, но неистово мотало из стороны в сторону. Гастелло думал о том, чтобы не дать самолету сорваться в скольжение, которое в таких условиях могло кончиться плохо. Он очень хорошо представлял себе переживания штурмана, вероятно, уже потерявшего ориентировку. Наверно, бедняга утратил представление об истинной скорости самолета. Кто мог хоть приблизительно назвать теперь скорость и направление ветра относительно их собственного движения?

Так же неожиданно, как Гастелло перед тем увидел эту гигантскую облачную гору, над его головой вдруг простерлось чистое небо. Машина провалилась и, как санки по ледяной горе, покатилась вдоль ската облачных нагромождений. Навстречу ей неслась освещенная яркой луной земля.

Сквозь сухие разряды в наушниках Николая послышался слабый голос штурмана:

— Командир... немного... прямой... астрономический...

Гастелло понял, что штурман хочет взять угол по звездам. Он привел в движение рули, чувствуя, как от нового усилия овладеть машиной намокает потом рубашка.

Через минуту стена облачности была уже далеко за спиной.

Разряды в наушниках делались тише.

Самолет снова стал послушен.

Гастелло с облегчением переключил управление на автопилот, отодвинул со лба шлем и вытер катившийся градом пот. Плохо, что так вспотела спина. На большой высоте Николаю станет холодно.

Через две минуты послышался ясный голос штурмана:

— Командир, мы хватили к северу.

— Много?

— С полсотни километров.

— Уверены в определении?

— Да.

— Давайте курс.

Названное штурманом новое направление поразило Гастелло: оно лежало в третьей четверти круга, тогда как цель была в четвертой.

— Вы не ошиблись?

— Нет.

— Уточните.

— Все точно.

— Почему же такой курс?

— Здорово перебрали вправо... Нужно вернуться к контрольному пункту.

— А не можете ли срезать угол?

— Могу.

— Проложите прямо на конечный?

— Да.

В ответе штурмана Николаю послышалась некоторая неуверенность. Парень был молодой, хотя и отличный штурман. Можно ли потребовать от него, чтобы он оторвался от прежнего маршрута и самостоятельно рассчитал новый курс? На обдумывание этого у Гастелло ушло несколько секунд. Он взглянул на часы: борьба с грозой отняла много времени и горючего.

Гастелло переспросил:

— Уверены, что выйдете на конечный?

На этот раз ответ прозвучал бодро и ясно:

— Уверен.

— Действуйте.

Пока штурман делал новую прокладку, Гастелло чутко прислушивался к звукам, какими полон летящий самолет.

— Радист!..

— Есть, товарищ командир.

— Как у вас там?

— Порядок, товарищ, командир.

— Самочувствие?

— Отличное!

По тону Гастелло понял, что Муха говорит неправду. Ничего мудреного: сидеть в запакованной радиорубке невесело. Ну, да не беда — теперь отдышится.

— Стрелок!

— Есть, товарищ командир.

— Что слышно?

— Порядок.

— Самочувствие?

— Нормальное.

Этот не врал.

Раздался голос штурмана в шлемофоне:

— Командир!

— Да?

— Идем на конечный пункт маршрута?

— Где мы сейчас?

Штурман назвал координаты и точку. Гастелло быстро нашел ее на своей карте. Раздумывать не приходилось.

— Добро. Пошли.