Голубой горизонт

Том привстал, но опомнился и снова опустился на стул. Дориан выглядел ужасно расстроенным. Сонни был одним из их лучших людей, когда оставался трезвым. Он исчез из Хай-Уилда больше недели назад, и они предполагали, что он просто ушел в один из периодических запоев, после которых всегда возвращался, воняя гашишем, дешевым бренди и еще более дешевыми женщинами, но раскаявшийся и готовый к любым наказаниям; он клялся могилой своего отца, что такое больше не повторится.

— О да! — воскликнул Кейзер. — Вы его знаете. Он нам рассказал об очень интересных подробностях ваших передвижений, ваших и ваших родных. Он говорит, что в прошлом сентябре два ваших фургона под управлением Мансура, сына минхеера Дориана Кортни, отправились по прибрежной дороге на север. Это я и сам могу подтвердить, потому что отправил своих людей по следам тех фургонов. Я теперь знаю, что это был отвлекающий маневр: меня хотели увести в сторону от более важных событий. — Кейзер посмотрел на Дориана. — Мне жаль, что такой замечательный молодой человек, как Мансур, оказался вовлеченным в столь подлое предприятие. Ему тоже придется ответить за свои поступки.

Он произнес это беспечным тоном, но угроза в его словах прозвучала вполне откровенно.

Братья Кортни молчали. Том не мог смотреть на Сонни, чтобы не потерять власть над собой. Сонни был вольным духом, которого, несмотря на его многочисленные падения, Том высоко ценил и даже чувствовал нечто вроде отеческой ответственности за него.

Кейзер снова сосредоточил свое внимание на Томе.

— Этот человек также рассказал нам, что вскоре после того, как два фургона-приманки покинули Хай-Уилд и вы убедились, что солдаты отправились за ними, вы и госпожа Кортни ускользнули с другими четырьмя фургонами, основательно нагруженными, и с немалым количеством лошадей и прочих животных и отправились к реке Гариеп. Там вы ждали несколько недель, и наконец ваш сын Джим Кортни вместе со сбежавшей преступницей добрались до вас через горы. Вы им передали фургоны и животных. И они отправились в необжитые области, а вы вернулись в колонию с невинным видом.

Кейзер откинулся на спинку стула и сложил руки на пряжке своего ремня. В комнате стояла тишина, пока Сонни не пробормотал:

— Прости, Клебе…

Слова погонщика прозвучали невнятно; струпья покрывали его разбитые губы, а во рту спереди чернели дыры на месте двух выбитых зубов.

— Я не хотел им говорить, но они так меня били… и сказали, что убьют меня, а потом и моих детей…

— Ты ни в чем не виноват, Сонни. Ты сделал то, что сделал бы любой другой.

Кейзер улыбнулся и наклонил голову в сторону Тома:

— Вы так великодушны, минхеер! Я бы на вашем месте не проявил такого понимания.

Вмешался губернатор.

— Нельзя ли наконец избавиться от этого типа, полковник? — раздраженно спросил он. — От него невыносимо воняет, и он пачкает мой пол.

— Прошу прощения, ваше превосходительство. Он уже сыграл свою роль.

Полковник кивнул стражам и махнул рукой, отпуская их. Солдаты уволокли Сонни за дверь, закрыв ее за собой.

— Если вы назначите за него залог, я заплачу и заберу этого беднягу в Хай-Уилд, — сказал Том.

— Таким образом, вы предполагаете, что вы оба сами вернетесь в Хай-Уилд, — уточнил полковник. — Но, увы, даже в таком случае я не мог бы позволить вам забрать с собой свидетеля. Он должен оставаться в тюрьме крепости до тех пор, пока ваш сын Джеймс и сбежавшая преступница не предстанут перед губернатором для последующего суда.

Он в очередной раз подался вперед. Улыбка исчезла, лицо полковника стало угрожающим, глаза источали холод и злобу.

— И до тех пор, пока ваша собственная роль в этом деле не прояснится окончательно.

— Вы нас арестовываете? — спросил Том. — На основании бездоказательных заявлений какого-то погонщика-готтентота? — Том посмотрел на губернатора. — Ваше превосходительство, в соответствии со статьей сто пятьдесят второй Акта об уголовном судопроизводстве, принятого властями в Амстердаме, ни рабы, ни аборигены не могут давать показания против свободных бюргеров колонии.

— Вы упустили свое призвание, минхеер. Ваше знание закона впечатляет, — кивнул ван де Виттен. — Спасибо, что привлекли мое внимание к этому Акту.

Поднявшись, он на тонких ножках в черных рейтузах прошествовал к витражному окну. Там, сложив руки на тощей груди, он уставился на залив:

— Я вижу, оба ваши корабля уже вернулись в порт.

Ни один из братьев не откликнулся на это замечание. В этом не имелось нужды. Оба принадлежавших Кортни корабля отчетливо просматривались с того места, где стоял губернатор: судна бросили якоря почти у самого берега. Они пришли в порт вместе два дня назад, и их еще не разгрузили. «Дева Йорка» и «Дар Аллаха» были прекрасными шхунами. Их построили на вервях в Тринкомали по чертежам Тома. Они отличались хорошей скоростью и послушанием, имели небольшую осадку, их хорошо вооружили — в общем, идеальные суда для прибрежного плавания, для захода в русла рек и преодоления опасных отмелей.

Сара родилась в Йорке, и Том назвал одно судно в ее честь. А для второго выбрали имя Дориан и Ясмини.