Голубой горизонт

Луиза заметила ее еще при первой встрече с племенем, потому что Интепе была самой хорошенькой из женщин. Интепе доверчиво подошла к ней и терпеливо сидела, пока Луиза занималась ее раной. Когда Луиза закончила с Тегвайном и его внучкой, она окинула взглядом убитых, наполовину скрытых травой.

— А что же нам делать с остальными? — спросила она у Джима.

— Мы все закончили здесь, — ответил Джим и посмотрел вверх, на безоблачное небо.

Над их головами уже собирались стаи стервятников.

— Предоставим им завершить дело. А нам нужно поспешить к фургонам. Надо о многом позаботиться, пока не вернулись нгуни.

Джим выбрал наиболее выгодную для обороны позицию у берега реки. Здесь с холмов к главному руслу стекал небольшой приток. Он подходил к реке под острым углом, образуя узкий клин суши, с одной стороны огражденный большой заводью. Джим проверил ее глубину: она оказалась больше роста высокого мужчины.

— Нгуни никогда не умели плавать, — заверил его Тегвайн. — Вода — это, пожалуй, единственное, чего они боятся. Они никогда не едят рыбу или бегемотов, у них вызывает отвращение все, что живет в воде.

— Значит, заводь защитит наш фланг и тыл, — с облегчением заявил Джим.

Тегвайн, похоже, являлся весьма ценным источником полезных сведений. Он хвастался, что свободно говорит на языке нгуни и знает их обычаи. Если это соответствовало правде, Тегвайн мог им пригодиться.

Джим прошелся по высокому крутому берегу притока. Обрыв здесь имел высоту больше десяти футов, представляя собой настоящую стену скользкой глины, которую трудно одолеть без лестницы.

— Здесь мы закрыты с другого фланга. Нам остается лишь поставить фургоны поперек перешейка, между рекой и притоком.

Фургоны перекатили на нужные места и связали вместе их колеса веревками из сыромятной кожи, чтобы нгуни не смогли оттолкнуть их в сторону и пройти. Между фургонами и под ними натолкали побольше колючих веток, не оставив ни единой щели, сквозь которую могли бы пролезть воины. В середине ряда фургонов оставили небольшой проход.

По распоряжению Джима лошадей и всех домашних животных пасли поблизости, чтобы их за несколько минут можно было спрятать за фургоны, а потом закрыть проход вязанками колючих веток, подготовленных заранее.

— Ты действительно уверен, что нгуни вернутся? — спросила Луиза, пытаясь скрыть страх. — Тебе не кажется, что они после полученного урока могут просто пойти дальше?

— Старый Тегвайн хорошо их знает. Он не сомневается, что они придут просто потому, что слишком любят сражаться, — ответил Джим.

— А сколько их еще осталось? Это Тегвайну известно?

— Старик не умеет считать. Просто говорит, что их много.

Джим тщательно измерил расстояние и выбрал точку перед фургонами, где велел Смолбою и его погонщикам выкопать неглубокую яму. В нее он уложил бочонок крупного черного пороха весом в пятьдесят фунтов, приладил к отверстию в ней медленно тлеющий фитиль и протянул его между колесами центрального фургона. Бочонок засыпали несколькими ведрами гальки с берега реки — Джим надеялся, что камешки разлетятся при взрыве, как мушкетные пули.

Он распорядился прорезать бойницы в колючих стенках, чтобы можно было залечь возле них и открыть огонь вдоль линии обороны. Смолбой взялся за точильный брусок и, заострив морские абордажные сабли, разложил их так, чтобы они находились у каждого под рукой.

Потом рядом с саблями сложили заряженные мушкеты, поставили бочонки с порохом, сумки с пулями и запасные шомпола. Луиза снова и снова объясняла вурлоперам и пастухам, как правильно заряжать мушкеты, как вставлять запал… Ей стоило немалых трудов убедить их, что, если одной горсти пороха достаточно для хорошего выстрела, вторая добра не принесет: в результате ствол ружья может просто разорваться и снести голову тому, кто нажмет на курок.

Бочки для воды наполнили доверху из заводи и тоже поставили наготове, предназначив их и для утоления жажды, и на случай тушения огня, если нгуни воспользуются старым приемом и начнут бросать в лагерь горящие факелы.

Двоих пастухов отправили на вершину небольшого холма в качестве наблюдателей; именно с этой вершины Луиза в первый раз заметила поле побоища. Джим дал пастухам глиняный горшок с углями и велел поджечь зеленые листья, если они заметят приближение воинов-нгуни. Дым послужит знаком, а сами пастухи должны тут же бежать к фургонам и поднимать тревогу.

Джим следил за тем, чтобы каждый вечер перед наступлением темноты мальчишки возвращались в лагерь; он не желал оставлять их в темноте на милость диких зверей и разведчиков-нгуни.

— Нгуни никогда не нападают ночью, — говорил Джиму Тегвайн. — Они говорят, что темнота — для трусов. Настоящий воин должен умирать только при солнечном свете.

Тем не менее Джим на ночь выставлял пикеты по периметру лагеря и сам регулярно проверял их, убеждаясь, что стражи не спят.

— Они будут идти с песней и колотить в щиты, — уверял его Тегвайн. — Они всегда хотят предупредить врага. Они знают, что их слава бежит впереди, а звук их голосов и вид черных перьев наполняют всех ужасом.