— Поговори со мной, Джим. Или хочешь, чтобы я вернулась к себе?
Ее приводило в легкую досаду то, что вечно дерзкий Джим стал вдруг таким робким.
— Нет! Пожалуйста, не надо! — вырвалось у него.
— Тогда поговори со мной.
— Я не совсем уверен, что именно ты хочешь услышать, но скажу то, что лежит у меня на уме и на сердце, — ответил Джим.
Какое-то время он думал, ища нужные слова, а потом заговорил тихо-тихо:
— Когда я в первый раз увидел тебя на палубе того корабля, мне показалось, что я всю жизнь ждал этого момента.
Луиза легко вздохнула, и Джим ощутил, как она расслабилась рядом с ним, как кошка, растянувшаяся на солнышке. Ободренный, он продолжил:
— Когда я наблюдал за моими отцом и матерью, я часто думал, что Господь создал для каждого мужчины его единственную женщину.
— Ребро Адама, — пробормотала Луиза.
— Я верю, что ты и есть мое ребро, — сказал Джим. — Мне без тебя не найти счастья и удовлетворения.
— Продолжай, Джим… пожалуйста, продолжай…
— Я верю, что все ужасное, что случилось с тобой до нашей встречи, все трудности и опасности, которые мы пережили с тех пор, вели к одной-единственной цели. Это испытания; все это закаляло нас, как закаляется сталь в горне.
— Я не думала об этом, — ответила Луиза. — Но теперь вижу, что это правда.
Джим осторожно дотронулся до ее руки. Ему показалось, что между их пальцами проскочила искра. Луиза отдернула руку. Джим почувствовал, что их момент хотя и близок, но еще не настал. Он убрал руку, и Луиза опять расслабилась.
Дядя Дориан однажды подарил Джиму молодую кобылицу, которую никто не мог укротить и оседлать. И сейчас все напомнило Джиму об этом времени — недели и месяцы медленного продвижения вперед, сближение и отступление, но в конце концов та лошадка стала принадлежать ему, прекрасная и удивительная выше всякого воображения. Он назвал ее Песней Ветра… А потом сидел рядом с ней, поддерживая ее голову, когда она умерла от какой-то конской болезни.
Поддавшись порыву, он рассказал Луизе о Песне Ветра, о том, как он любил ее, и о том, как она умерла. Луиза лежала рядом и зачарованно слушала. Когда Джим дошел до конца истории, Луиза плакала, как ребенок, но это были хорошие слезы, не горькие слезы боли, которые он часто видел прежде.
Потом наконец она заснула, по-прежнему лежа рядом с ним — на расстоянии. Джим прислушивался к ее тихому дыханию, пока и сам не заснул.
Они шли за слоновьим стадом на север еще почти месяц. Об этом тоже предупреждал Джима отец: потревоженные человеком гигантские животные могут пройти сотни лиг, отыскивая новую землю. Слоны шли ровно и быстро, так что даже хорошая лошадь не могла долго следовать за ними. Весь южный континент являлся их страной, и старые самки, возглавлявшие стадо, знали каждую гору, мимо которой они проходили, и каждое озеро, каждую реку и источник; они знали, как обойти пустынные, неприветливые места. Они знали леса, богатые фруктами и пышной зеленью, как и то, где именно есть возможность укрыться от нападений.
Однако они оставляли след, который прекрасно видел Баккат, и он шел за ними в джунгли, в которых никогда не бывал. След приводил их к хорошей воде и к самым легким перевалам в горах.
И вот наконец они добрались до реки в широкой травянистой горной долине; вода в этой реке оказалась чистой и вкусной. Джим отмечал полуденное положение солнца пять дней подряд, пока не убедился, что точно отметил их местонахождение на отцовской карте. Он и Луиза изумились, какое огромное расстояние преодолели неторопливые фургоны до этого места.
Каждый день они выезжали из лагеря на берегу реки и исследовали местность во всех направлениях. На шестой день они поднялись на округлую вершину высокого холма и окинули взглядом долины, простиравшиеся вдали за рекой.
— С тех пор как мы вышли за границу колонии, мы не видели признаков наших собратьев, — заметила Луиза. — Только тот единственный след фургона почти три месяца назад да рисунки племени Бакката в пещерах.
— Это пустынная земля, — согласился Джим. — И я ее люблю, потому что все здесь принадлежит мне. От этого я чувствую себя кем-то вроде бога.
Луиза улыбнулась, видя его энтузиазм. В ее глазах Джим и вправду выглядел как юный бог. Солнце позолотило его кожу, на руках и ногах выступали гранитные мускулы. Несмотря на то что девушка часто подрезала ему волосы овечьими ножницами, они все равно спадали до плеч. Его взгляд, привыкший смотреть на далекие горизонты, излучал спокойствие и твердость. И весь его вид выражал уверенность и властность.
Луиза уже не могла дальше обманывать себя или отрицать свои чувства к этому юноше, изменившиеся за последние месяцы. Джим сотни раз доказывал, что заслуживает уважения. Он стал центром мира Луизы. Однако ей требовалось вначале сбросить оковы и тяжкий груз своего прошлого — даже теперь она, закрывая глаза, видела зловещую голову в черной кожаной маске и ледяные глаза в прорезях. Ван Риттерс, хозяин Хьюс-Брабанта, не отпускал ее.
Джим повернулся к ней, и Луиза отвела взгляд: наверняка он мог без труда увидеть ее темные мысли.