Когда они ехали к слону, они уже издали увидели тучу падальщиков, заполнивших небо над убитым гигантом. В этой стае присутствовали все виды грифов, орлов и стервятников с их чудовищными клювами и лысыми розовыми головами, как будто ошпаренными. Ветки деревьев вокруг мертвого слона трещали под весом этой пернатой орды. Когда Джим и Луиза подъехали к туше, в сторону метнулась целая стая гиен, а маленькие красные шакалы затаились в кустах и следили за людьми, насторожив уши. Падальщики успели выклевать слону глаза и вгрызлись в тушу со стороны заднего прохода, но не могли прорвать толстую серую кожу и добраться до мяса. Сидевшие на туше птицы уже запятнали ее белыми пятнами помета.
Джим разъярился при виде такого осквернения благородного животного. Выхватив из чехла винтовку, он пустил пулю в одного из черных грифов, сидевшего на верхней ветви ближайшего дерева. Уродливая птица свалилась в водовороте перьев, хлопая крыльями. Остальные взлетели и присоединились к тем, что кружили в небе.
Когда Луиза нашла свою винтовку, оказалось, что приклад лишь слегка поцарапан. Девушка вернулась к слону и устроилась в тени. Сидя на потнике, снятом с коня, она зарисовывала происходящее и делала заметки на полях страницы.
Первой задачей Джима стало отделение огромной головы слона от шеи. Это помогло бы справиться с остальной частью дела, потому что перевернуть с боку на бок такую гигантскую тушу смогли бы разве что человек пятьдесят, а то и больше. Обезглавливание заняло половину утра. Мужчины, раздевшись до пояса, вспотели на полуденном солнце, прежде чем закончили это дело.
Дальше последовало кропотливое удаление кожи и обрезка костей вокруг основания бивней, а для этого требовались очень точные удары топора. Джим, Баккат и Зама работали по очереди, не доверяя неловким рукам погонщиков фургонов или слуг.
Сначала один, а потом и второй бивень вытащили из костяных каналов и положили на подстилку из срезанной травы. Луиза несколькими движениями кисти зафиксировала момент, когда Джим нагнулся над бивнями и острием ножа высвободил длинные конические нервы из пустот на конце каждого бивня. Белые тяжи выскользнули и упали на траву, как полосы из желе.
После этого каждый из бивней обернули срезанной травой, уложили на спины вьючных лошадей и победоносно отправились обратно к стоянке. Джим распаковал весы, которыми отец снабдил его как раз на такой случай, и повесил их на ветку дерева. Потом на глазах собравшихся погонщиков и слуг он взвесил бивни по одному. Правый бивень слона, рабочий, оказался более истертым и весил сто сорок три фунта. Более крупный, левый, потянул ровно на сто пятьдесят фунтов. Оба бивня хранили на себе пятна сока растений на наружной части, но их основания имели чудесный кремовый цвет и блестели, как дорогой фарфор, там, где их защищали кости и хрящи черепа.
— На складах Хай-Уилда среди сотен бивней я никогда не видел более крупных, — с гордостью сообщил Джим Луизе.
В тот вечер они вдвоем засиделись допоздна у лагерного костра, потому что им еще многое предстояло обсудить. Баккат, Зама и остальные слуги завернулись в свои одеяла и спали у своих костров, когда Джим наконец проводил Луизу к ее фургону.
Потом он тоже лег в свою постель, раздевшись догола. Погружаясь в дремоту, он прислушивался к зловещим рыданиям и смеху гиен, бродивших вокруг их лагеря, — их привлек запах слоновьего мяса, что коптилось над углями. Последней мыслью, посетившей Джима перед сном, стало беспокойство о том, поместили ли Смолбой и другие погонщики кожаную упряжь и веревки так, чтобы до них не добрались все эти звери. Гиена с ее устрашающими челюстями могла разгрызть и проглотить крепкую дубленую кожу с такой же легкостью, с какой он сам мог проглотить сочную устрицу. Впрочем, он знал, что безопасность упряжи всегда оставалась главной заботой Смолбоя, и потому позволил себе погрузиться в сон.
Проснулся он внезапно, ощутив, что фургон под ним слегка покачнулся. Его первой мыслью стало продолжение предыдущей: возможно, в лагерь забралась гиена. Джим сел и потянулся к заряженному мушкету, который всегда лежал рядом с его кроватью, но, прежде чем его рука коснулась оружия, Джим застыл и уставился на заднюю занавеску фургона.
Оставалось еще две ночи до полнолуния, и по углу падения света Джим определил, что уже за полночь. Лунный свет проникал сквозь завесу. И на ее фоне вырисовывался силуэт Луизы, как фигурка некоей бесплотной феи. Джим не видел ее лица, оно оставалось в тени, но волосы девушки падали бледным каскадом на ее плечи.
Луиза нерешительно шагнула к его постели. Потом опять остановилась. Джим видел по наклону ее головы, что она смущается или боится, а возможно, и то и другое.
— Луиза? — тихо спросил он. — Что тебя беспокоит?
— Не могу заснуть, — прошептала она.
— Я могу чем-то помочь?
Она не ответила сразу, а просто медленно подошла к Джиму и легла рядом с ним.
— Пожалуйста, Джим, будь добр ко мне. Будь со мной терпелив.
Они лежали молча, не касаясь друг друга, напряженные. Никто из них не знал, что делать дальше.
Молчание нарушила Луиза: