Голубой горизонт

А Джим, постоянно жаждавший увидеть слонов, по вечерам говорил о них с почти религиозным благоговением. Он ни разу не видел живого слона, но их бивни лежали грудами на складе в Хай-Уилде. Отец Джима в молодости охотился на слонов в восточной части Африки, за тысячи миль от того места, где сейчас находились Джим и Луиза. Юноша вырос на историях о том, как его отец преследовал этих легендарных животных, и желание с ними встретиться превратилось в навязчивую идею.

— Мы прошли уже почти тысячу лиг от реки Гариеп, — говорил он Луизе. — Наверняка никто из колонии не забредал так далеко. Мы должны уже очень скоро увидеть слоновьи стада.

Потом его мечты получили некоторое подтверждение. Путники наткнулись на целый лес, в котором деревья оказались повалены, словно ураганом, и разломаны в щепки. А с тех деревьев, что остались стоять, была ободрана кора.

— Видишь? Они жевали кору, чтобы высосать из нее сок. — Баккат показал Джиму огромные шары изжеванной коры, которую выплюнули гиганты. — Смотри, как они ободрали это дерево, а оно ведь было выше грот-мачты корабля твоего отца. И все потому, что им понадобились нежные верхние листья. Ха! Это действительно удивительные животные!

— Пойдем за ними, Баккат! — стал умолять его Джим. — Покажи мне этих зверей!

— Нет, эти следы оставлены целый сезон назад. Видишь, их следы в грязи от прошлых дождей высохли, стали как камень.

— Но когда мы их найдем? Мы вообще найдем их когда-нибудь?

— Мы их найдем, — пообещал Баккат. — И тогда, может быть, ты об этом пожалеешь. — Он кивнул в сторону одного из поваленных деревьев. — Если они могут сделать такое с большим деревом, что они могут сотворить с человеком?

Каждый день Джим и Баккат выезжали вперед, чтобы изучить местность, поискать свежие следы слонов и отметить зарубками дорогу, по которой могли проехать фургоны. При этом они всегда искали хорошую воду и корм для волов и других животных, заполняя бочки на тот случай, когда воды поблизости не окажется.

Баккат показывал Джиму, как наблюдать за полетом стаек песчаных голубей и других птиц, за направлением движения стад животных, стремившихся к ближайшему водоему. Лошади тоже являлись хорошими проводниками — они чуяли воду за много миль.

Часто эти двое так удалялись от каравана, что не успевали вернуться к нему до захода солнца, и тогда им приходилось с наступлением темноты разжигать костер. Но когда они возвращались к фургонам, им всегда казалось, что они возвращаются домой; вдали виднелись огни костров, низко мычали волы… Потом им навстречу неслись собаки, возбужденно лая, а Смолбой и другие погонщики громко приветствовали их.

Луиза тщательно вела календарь и никогда не пропускала Шаббат. Она настаивала на том, чтобы Джим в этот день оставался в лагере. Утром в воскресенье они спали допоздна, и каждый из них слышал, как пробуждается другой, когда лучи солнца пробирались сквозь щель в задней занавеске фургонов.

Потом, не покидая своих постелей, они сонно переговаривались через стенки фургонов, пока Луиза не заявляла, что пора вставать. Запах кофе, который варил на костре Зама, убеждал Джима в том, что девушка права.

Луиза всегда готовила особый воскресный ужин, обычно по какому-то новому рецепту из тетради Сары. А Джим тем временем занимался разными мелкими делами, которыми пренебрегал в течение недели: от замены лошадиных подков до починки порвавшейся парусины фургонов и смазки колесных втулок.

После обеда они частенько подвешивали гамак в тени деревьев и читали друг другу вслух какую-нибудь книгу из их маленькой библиотеки. Затем обсуждали события прошедшей недели и строили планы на следующую.

В качестве сюрприза на первый день рождения Джима, который они провели вместе, Луиза тайком вырезала шахматные фигурки и доску, используя дерево разных цветов. Но Джим, хотя и старался изобразить восторг, на самом деле не испытал воодушевления от подарка, потому что никогда прежде не играл в эту игру. Но Луиза прочитала ему правила, изложенные на последних страницах альманаха, а потом поставила доску под раскидистыми ветвями верблюжьей колючки.

— Можешь играть белыми, — великодушно предложила она. — А значит, твой ход первый.

— Это хорошо? — поинтересовался Джим.

— Это главное преимущество, — заверила его Луиза.

Джим со смехом передвинул пешку на три клетки. Луиза поправила его, а потом безжалостно разгромила.

— Шах и мат! — заявила она, и Джим вытаращил глаза.

Униженный легкостью, с какой она одержала победу, Джим внимательно изучил доску и стал оспаривать законность каждого хода, приведшего к его поражению. Когда же стало ясно, что Луиза не мошенничала, он выпрямился и снова мрачно уставился на доску. Затем в его глазах медленно разгорелся огонь сражения.

Джим расправил плечи.

— Сыграем еще раз! — зловеще произнес он.

Но результат второй партии оказался не менее унизительным.

Возможно, именно по этой причине Джима захватила игра, и вскоре шахматы стали главной связующей силой в их повседневном существовании.