Дни проносились куда быстрее, чем вращались колеса фургонов. Джиму со спутниками казалось, что им не хватает часов, чтобы в полной мере насладиться всеми чудесами и приключениями, большими и малыми, с которыми они сталкивались каждый день. И если бы не дневник, который Луиза тщательно заполняла, они бы вскоре затерялись в этих золотых днях. А Луиза еще и ворчала на Джима, требуя, чтобы он держал данное отцу слово. Он же принимался за наблюдения за солнцем лишь тогда, когда того требовала девушка, после чего она тщательно записывала результаты.
Куда более серьезно Джим относился к лоткам для промывки золота; он проверял песок на берегах каждого из ручьев и каждой реки, которые они переходили, надеясь найти драгоценный металл. Много раз он обнаруживал яркие желтые крупинки на ободе лотка, но его восторг жил недолго: стоило проверить эту пыль с помощью соляной кислоты из ящика золотоискателя, как та пузырилась и растворялась.
— Железный колчедан! Золото дураков! — с горечью сообщал он Луизе. — Как бы посмеялся надо мной старина Гумберт!
Но его разочарование тянулось недолго, и через несколько часов к Джиму возвращался энтузиазм. Его мальчишеский оптимизм являлся одной из тех черт, что так нравились в нем Луизе.
Джим постоянно искал признаки присутствия в этих местах людей, но не находил. Как-то раз они обнаружили следы колес фургонов, сохранившиеся на корке соляного пятна, но Баккат заявил, что эти следы очень, очень старые. Поскольку Баккат оценивал время не так, как европейский ум, Джим постарался уточнить:
— Насколько они очень-очень старые, Баккат?
— Они тут оставлены до того, как ты родился, Сомоя, — ответил бушмен. — И люди из этих фургонов, наверное, уже умерли от старости.
Однако встречались им и более свежие свидетельства присутствия людей. Их оставлял народ Бакката. Когда бы путники ни находили пещеру или нишу в скале, там всегда имелись затейливые, яркие росписи на каменных стенах, а кое-где виднелись угли костров, на которых маленький народ жарил добычу, и брошенные кости.
Баккат без труда определял, какие именно кланы племени проходили этой дорогой, — об этом говорили ему символы и стиль рисунков.
Часто, когда они изучали эти художественные обращения к неведомым богам и отражения причудливых обычаев, Луиза ощущала глубокую тоску Бакката по своему народу, жившему свободно и просто, в единстве с природой.
Местность постепенно менялась, равнины уступали место лесам и холмам, и реки текли по широким зеленым долинам и лощинам. Местами заросли оказывались такими густыми и колючими, что люди не могли сквозь них прорваться. Даже попытки прорубить дорогу для фургонов терпели неудачу. Перепутанные ветки обладали твердостью железа, их не брали даже самые острые топоры. Приходилось совершать многодневный объезд, чтобы миновать такие джунгли.
В других местах вельд походил на английские парки, открытые и пышные, с огромными деревьями, высокими, как кафедральные колонны, широко раскинувшими зеленые ветви. Птицы и обезьяны суетились и шумели на них, сражаясь между собой за плоды.
И везде, куда ни падал взгляд, лес кишел птицами и животными. Их количество и многообразие ошеломляло. Люди видели и крохотных нектарниц, и страусов ростом выше всадника, с белым оперением на крыльях и хвостах, и землероек размером с большой палец Джима, и гиппопотамов — тяжелых, как самый крупный вол путешественников. Бегемоты, похоже, населяли каждое озерцо и каждую реку; их огромные тела лежали так близко друг к другу, что образовывали могучие плоты, по которым, как по камням, вышагивали белые цапли.
Джим всадил усиленную пулю между глазами одного старого самца. Тот в агонии ушел на глубину, исчезнув из вида, но на второй день раздувшийся от газов живот вынес его на поверхность, и он поплыл, как воздушный шар, задрав вверх толстые ноги. С помощью упряжки волов бегемота вытащили на берег. Чистый белый внутренний жир гиппопотама наполнил бочку для воды в пятьдесят галлонов. Этот жир отлично подходил для жарки и изготовления колбас, для варки мыла, для смазки колесных осей фургонов и для пропитки ружейных пыжей.
Еще здесь обитало великое множество самых разных антилоп, и мясо каждой из них обладало собственным вкусом и плотностью. Луиза могла выбирать тех, что ей нравились больше всего, и подстреливала их — точно так же домохозяйка выбирает нужный ей кусок в лавке мясника. На травянистой равнине под деревьями бродили стада серовато-коричневых тростниковых коз. Фантастически раскрашенные зебры носились огромными гуртами. Путникам то и дело встречались другие, похожие на лошадей антилопы с угольно-черными спинами и ногами, снежно-белыми животами и огромными, загнутыми назад рогами, напоминавшими ятаганы.
В каждой чаще путешественники находили нервных куду со спиралевидными рогами и стада тяжеловесных черных буйволов — такие многочисленные, что, испуганно проносясь через спутанный кустарник, могучие животные ровняли колючие заросли с землей.