Голод (пер. Химона)

— Послушайте, — сказалъ я, вы можетъ-быть думаете, что я могу жить и одваться, какъ мн хочется. Что? Но я не могу этого, я очень, очень бденъ.

Она взглянула на меня.

— Вы бдны?

— Да, къ сожалніи.

Пауза.

— Ахъ, Боже мой, вдь и я тоже, — сказала она со смлымъ движеніемъ головы.

Каждое слово ея опьяняло меня, падало на сердце, словно капля вина. Ея привычка слушать, склоня голову немного на бокъ, приводила меня въ восторгъ. Я чувствовалъ на щек ея дыханіе.

— Знаете ли вы… но вы не должны сердиться на меня… когда я вчера вечеромъ пошелъ спать, я положилъ эту руку такъ… какъ-будто вы были рядомъ со мной… и сладко заснулъ.

— Вотъ какъ? это очень мило! — пауза. — Но это вамъ позволяется длать лишь на большомъ разстояніи, а то…

— Вы не думаете, что я дйствительно могъ бы это сдлать?

— Нтъ, я этого не думаю.

— Ну, отъ меня можно ждать, чего угодно, — сказалъ я и обнялъ ее за талію.

— Неужели? — сказала она только.

Меня сердило, оскорбляло даже, что она считаетъ меня черезчуръ скромнымъ; я почувствовалъ себя мужчиной и взялъ ее за руку. Но она молча высвободила ее и отодвинулась отъ меня. Это отняло у меня мужество, мн стало стыдно и я началъ смотрть въ окно. Должно-быть, у меня былъ очень жалкій видъ; и какъ я могъ что-то воображать? Если бъ я встртился съ ней въ былые лучшіе дни, тогда другое дло, тогда у меня могли бы бытъ на это какія-нибудь основанія. Я чувствовалъ себя очень убитымъ.

— Ну, вотъ видите? — сказала она, — вотъ видите, если я поморщу лобъ, то и этимъ могу васъ выбить изъ сдла и смутить васъ, если хоть немножко отодвинуться отъ васъ… Она разсмялась, плутовски зажмуривъ глаза, какъ-будто не выносила, чтобъ на нее смотрли.

— Нтъ, Богъ мой! — воскликнулъ я вдругъ, — теперь вы сами кое въ чемъ убдитесь! — и съ этими словами я обнялъ ее за плечи.

Я чувствовалъ себя оскорбленнымъ.

Двчонка, кажется, совсмъ разсудокъ потеряла! Что, она считаетъ меня за неопытнаго? Ха, Ну, тогда я ей… Въ этомъ отношеніи я никому не уступлю. Вотъ чертовка! Если дло дошло до этого, то…

Она сидла спокойно, глаза у нея все еще были закрыты; никто изъ насъ не говорилъ. Я крпко обнялъ ее, я жадно прижалъ ея тло къ своей груди, а она не говорила ни слова.

Слышно было, какъ стучали наши сердца; стукъ этотъ казался отдаленнымъ топотомъ. Я поцловалъ ее.

Я больше не владлъ собой, говорилъ глупости, надъ которыми она смялась, нашоптывалъ ей ласкательныя имена, гладилъ ее по щекамъ, цловалъ ее много, много разъ. Я разстегнулъ нсколько пуговицъ ея платья и увидлъ ея грудь, блую, круглую грудь, просвчивающуюся черезъ рубашку.

— Мн можно взглянуть! — говорю я и стараюсь дальше разстегнуть. Но я черезчуръ возбужденъ и никакъ не могу справиться съ нижними пуговицами на таліи, гд платье такъ узко. — Пожалуйста., могу я взглянуть… ну, хоть немножко…

Медленно и нжно она обнимаетъ мою шею. Ея горячее дыханіе обжигаетъ мое лицо, а другой рукой она сама начинаетъ разстегивать пуговицы одну за другой. Она смется смущенно короткимъ смхомъ и все время посматриваетъ на меня, замчаю ли я ея страхъ. Она развязываетъ тесемки, разстегиваетъ корсетъ, она полна восторга и вмст съ тмъ страха. А я провожу своей грубой рукой по всмъ этимъ тесемкамъ и пуговицамъ. Чтобъ отвлечь вниманіе отъ происходящаго, она гладитъ меня лвой рукой по плечу и говоритъ:

— Сколько у васъ здсь волосъ!.

— Да, — отвчаю я и стараюсь поцловать ея грудь. Въ эту минуту она лежитъ съ разстегнутымъ платьемъ, но вдругъ спохватывается, какъ-будто дло зашло черезчуръ далеко, и старается немного выпрямиться. Чтобы скрыть свое смущеніе, она, опять начинаетъ говорить о выпавшихъ моихъ волосахъ.

— Почему у васъ такъ лзутъ волосы?

— Я не знаю.

— О, вы, вроятно, много пьете? или пожалуй… фу, я не могу даже этого сказать… Какъ вамъ не стыдно! Нтъ, я отъ васъ этого не ожидала.

— Такъ молоды и теряете волосы! Ну, теперь разскажите мн что-нибудь про вашу жизнь. Я убждена, что это должно быть нчто ужасное. Но только чистую правду — я сейчасъ же увижу по вашимъ глазамъ малйшую ложь! Ну, разсказывайте!

— Да, но прежде всего могу я поцловать вашу грудь?

— Вы съ ума сошли! Ну, начинайте, разсказывайте же.

— Нтъ, милая, дорогая… Прежде позвольте!..

— Нтъ, нтъ, ни сейчасъ…. можетъ-быть, потомъ… Сперва я хочу услыхать, что вы за человкъ. Ахъ, я убждена, что это должно быть ужасно.

Меня мучило, что она думаетъ обо мн самое дурное; я боялся оттолкнуть ее отъ себя, я не хотлъ выносить ея подозрній. Я хотлъ очиститься въ ея глазахъ, показать себя достойнымъ ея, доказать ей, что она иметъ дло чуть ли не съ ангеломъ.

И я началъ говорить ей все, говорить одну только правду. Я не изображалъ свою жизнь хуже, чмъ она есть; я совсмъ не намревался возбудить ея состраданіе. Я сознался даже въ краж пяти кронъ.

Она сидла и слушала меня, широко раскрывъ ротъ, блдная, испуганная, съ смертельнымъ ужасомъ въ блестящихъ глазахъ. Я хотлъ сгладить печальное впечатлніе отъ своего разсказа, я поднялся и сказалъ:

— Но теперь все это прошло! — сказалъ я, — ни о чемъ подобномъ теперь не можетъ быть и рчи…