Голод

И в крови других. Тех, кого я зарезала. Я подавляю дрожь.

Всадник кивает на дверь ванной, примыкающей к его комнате.

– Будь как дома.

Я колеблюсь лишь мгновение, а затем иду туда. Открываю кран, и при виде бегущей воды во мне вспыхивает мимолетное удивление.

Раздевшись, забираюсь в ванну. Она постепенно наполняется. Вода, свежая и прохладная, не нагревается, даже когда ванна полна до краев. Может быть, поэтому я и не хочу лежать в ней долго. А может, дело в том, что я слышу, как всадник мечется по комнате, словно зверь в клетке.

Я яростно тру кожу и промываю волосы, пока не чувствую себя по-настоящему чистой. Потом выхожу из ванны, достаю пробку и заворачиваюсь в полотенце. В голове теперь гораздо яснее, чем было.

Шагнув в комнату Голода, я обнаруживаю, что всадник наконец-то угомонился. Он сидит на стуле возле кровати и смотрит на свою больную руку. На лице у него грустное, тревожное выражение, от которого у меня слегка скручивает живот.

Словно почувствовав мой взгляд, Жнец поднимает голову, и наши глаза встречаются. На мгновение замечаю выражение бесконечной уязвимости и снова реагирую на это буквально физически.

Иду к Голоду через всю комнату, молча беру его за руку и тяну к себе.

– Что ты делаешь, Ана? – спрашивает он.

– Для начала пытаюсь оторвать твою задницу от стула, – говорю я и снова тяну его за руку. Мне приятно его ругать – я как будто восстанавливаю наши прежние отношения.

Всадник нехотя поднимается, но смотрит на меня настороженно. Не знаю почему: за последние двенадцать часов мы с ним прошли через ад, туда и обратно. Я переплетаю наши пальцы и веду его в ванную.

Как только мы оказываемся там, я подталкиваю всадника к фарфоровой купели.

– Залезай.

Голод смотрит на ванну так, будто никогда в жизни не видел ничего отвратительнее.

– Я не хочу мыться.

– О боже. Залезай давай.

Он бросает на меня угрюмый взгляд через плечо, но все же забирается в чашу – прямо в окровавленных доспехах.

Теперь мой черед страдальчески вздыхать.

– Разденься сначала.

Глаза у Жнеца вспыхивают.

– Это просто смешно.

Однако, еще не договорив, он начинает раздеваться.

Сначала снимает сапоги, потом по очереди отстегивает доспехи, и выражение его лица ясно говорит о том, как его все это бесит. Однако при этом он не стесняется и не смущается. Не то чтобы ему было чего стесняться…

Он смотрит на меня все тем же недовольным взглядом, пока стягивает с себя рубашку, затем штаны и все, что под ними, и наконец бросает последнюю одежду на бортик ванны.

Собственно, не ему, а мне приходится изображать безразличие, потому что, Бог свидетель, даже такой нахмуренный Голод – самый красивый мужчина, какого я видела за всю свою жизнь. Каждый сантиметр его тела: скульптурные мускулы, широкие плечи, образующие трапецию вместе с тонкой талией, и член, который почему-то тоже кажется красивым, хотя вид у него такой же недовольный, как у самого Голода.

Мой взгляд снова пробегает по его телу, задерживаясь на светящихся татуировках, которые, кажется, только подчеркивают его красоту.

– Ну что? – говорит он. – Насмотрелась?

Я подавляю улыбку. С сердитым Голодом удивительно весело – по крайней мере, когда рядом нет никого, кого он мог бы убить.

Включаю кран, затыкаю слив и выхожу из ванной. В спальне достаю из комода что-то белое, полупрозрачное – это оказывается платье примерно моего размера.

Натянув его и скинув полотенце, я возвращаюсь в ванную. Всадник все еще голый и все еще стоит – с той лишь разницей, что теперь руки у него скрещены на груди.

Я киваю на ванну.

– Садись.

– Здесь я отдаю приказы, – говорит он.

Как будто я могу забыть об этом.

Я подхожу и шлепаю его по заднице.

– Садись.

Он бросает на меня злобный взгляд – боже мой, я ведь привыкла к тому, что мужчинам нравится эта хрень. Странно заново осознавать, что всадник – совсем не то, что большинство мужчин.

Но… Голод все-таки садится и медленно опирается спиной о ванну, хотя и не глядя на меня. Я выключаю воду и обхожу ванну вокруг.

За спиной у Голода стоит скамья – должно быть, она предназначена для слуги, который помогает хозяину мыться. Я беру мочалку, кусок мыла и сажусь на эту скамью.

– Я что, должен получать от этого удовольствие? – говорит Жнец ворчливым тоном, сидя ко мне спиной.

Подтянув подол полупрозрачного платья, я подхожу к всаднику и забираюсь на край ванны, так что ноги оказываются в воде, а торс Голода – между моими бедрами.

Ощутив касание моих ног, всадник напрягается.

Я наклоняюсь и окунаю мочалку в воду. Распрямляюсь и тихо говорю ему на ухо:

– Может, и получил бы, если бы позволил себе.

А потом провожу мочалкой по его груди.

Он хватается за мою ногу – должно быть, для того, чтобы отодвинуть ее – и меня заодно – подальше от себя.

– Хочешь верь, хочешь не верь, – говорю я будничным тоном, – но я не пытаюсь тебя соблазнить.

Не то чтобы я была против…

Эта мысль только мельком проскальзывает в голове.

– Я ничего такого и не думал, – отвечает Голод. Его рука все еще держит меня за ногу, и кажется, что он собирается оттолкнуть меня, но пока ничего не предпринимает.