Голод

Один из мужчин поднимает голову, и у меня округляются глаза: я замечаю, какой у него больной вид. Как будто жизнь в нем угасает на глазах…

Должно быть, Голод пустил в ход тот самый ужасный дар, который уже продемонстрировал Эйтору.

– Мы не хотели причинять тебе вреда, – хрипит охранник, глядя на Голода. – Эйтор нас заставил.

– Думаешь, меня волнуют ваши мотивы? – спрашивает Голод. Земля под нами дрожит, потом начинает вспучиваться, мраморный пол трескается, плитки расходятся. Я пячусь и прижимаюсь спиной к ближайшей стене, когда лес растений поднимается из-под земли и обвивается вокруг людей.

Как ни ослабели они, некоторые все-таки пытаются бежать. Тщетно, это всегда тщетно. Ветви и лианы извиваются, как змеи перед прыжком.

Живот у меня все еще сжимается от хруста ломающихся костей и криков невыносимой муки.

Жнец выходит из комнаты, где остались охранники, и подходит ко мне. Закрывает глаза и делает несколько вдохов и выдохов.

Наконец, он снова открывает глаза и говорит:

– Все кончено.

– Что кончено?

Всадник бросает на меня многозначительный взгляд.

Не знаю, чувствую ли я это интуитивно или просто собираю кусочки информации воедино, но я наконец понимаю: речь о здешних людях. О жителях Сан-Паулу.

Это еще одно, к чему я никогда не смогу привыкнуть – к тому, что всадник может безжалостно убивать целые города за считаные мгновения.

Должно быть, на лице у меня что-то отражается, потому что Голод хмурится.

– Ну что ты, – говорит он. – Неужели ты правда расстроилась из-за этого?

Ну да, конечно. Как меня может расстроить какая-то дюжина смертей, только что случившихся на моих глазах?

Мягче, чем можно было ожидать, Голод берет меня за руку и ведет через джунгли из спутанных лиан и человеческих конечностей. Мы пересекаем комнату и выходим во двор.

– Куда мы идем? – спрашиваю я, чувствуя, что двигаюсь будто в оцепенении.

– В твою комнату, – говорит всадник, и в его голосе слышится нотка…

Я смотрю на его лицо, но так и не понимаю, какое у него настроение.

Мы проходим через внутренний двор и входим в то крыло поместья, где расположены наши с ним комнаты. Я слегка вздрагиваю, когда вижу, что дверь в мою спальню открыта.

Голод отпускает мою руку и идет впереди по коридору, а затем проскальзывает в мою комнату. Я медленно бреду за ним, а сердце у меня колотится все быстрее и быстрее. Это нелепо: я же знаю, что Эйтор сейчас в плену у одного из ужасных растений Жнеца, и все же мне приходится сделать несколько успокаивающих вдохов, чтобы заставить себя передвигать ноги.

Всадник осматривает обстановку: смятую постель, канделябры и несколько капель крови на полу. Через мгновение он подходит к шкафу и открывает дверцу. В шкафу висит женская одежда. Видимо, Эйтор держал в этой комнате запасы необходимого для всех тех несчастных, что жили здесь до меня.

Голод выдергивает платья из шкафа одно за другим и швыряет на пол.

– Что ты делаешь? – спрашиваю я.

– Ты будешь ночевать в моей комнате, – говорит он, не оборачиваясь.

– Зачем? – спрашиваю я с любопытством. То есть я не против такого расклада, просто заинтригована тем, что на него согласен Голод.

Он поднимает с пола стопку одежды.

– Думаю, это не требует объяснений, – говорит он. – Стоило тебе остаться одной, как ты попала в засаду. Я не хочу, чтобы это повторилось.

В груди у меня что-то сжимается, но я стараюсь этого не замечать.

Всадник шагает к двери мимо меня, легкие кружевные одеяния развеваются у него в руке.

– Это даже не мое, – говорю я, глядя ему вслед.

– Теперь твое, – спокойно отвечает он.

Я иду за ним в его комнату. Останавливаюсь на пороге, чувствуя себя не в своей тарелке. Может быть, дело в той бойне, которую мы только что видели, а может, просто в том, что наши со всадником отношения перешли на неизведанную территорию, но я вся натянута, как тетива.

А вот Голод, похоже, не разделяет моего настроения.

Он рассовывает мою новую одежду по двум верхним ящикам комода и закрывает их. Оборачивается и снова смотрит мне в лицо.

Мой взгляд падает на рану у него над глазом – от той самой стрелы. Теперь она уже почти затянулась, но все еще выглядит красноватой и влажной. Я смотрю на руку, которая была отрублена по локоть. За несколько часов, прошедших с того момента, когда я нашла его, она восстановилась, но вид у нее все еще какой-то неестественный, будто с нее содрали кожу.

– Болит? – спрашиваю я, кивая на руку.

– Пройдет, – отвечает Голод.

Я воспринимаю это как «да».

Всадник жестом указывает на кровать.

– Давай.

Брови у меня сдвигаются.

– О чем это ты?

Он смотрит на меня изучающим взглядом.

– Ложись спать. Тебе наверняка нужно поспать после такой ночи.

А-а. Ну конечно. Я серьезно сомневаюсь в состоянии своего рассудка, если даже не поняла, что Голод имеет в виду. И теперь, когда он сказал «поспать», я чувствую, как меня тянет в кровать.

Но я все еще колеблюсь.

Голод вздыхает.

– Что такое?

– Не очень хочется ложиться, – говорю я, показывая на свое забрызганное кровью и грязью тело.

Жнец поднимает бровь.

– Через день-другой этот дом будет отдан на растерзание стервятникам. Всем наплевать.

– Я не хочу спать в твоей крови.