Голод

Я останавливаюсь и глубоко вздыхаю. Я знаю, что для Голода уступить в чем-либо – большое дело, и, возможно, в другой день я бы удовлетворилась таким ответом, но, после того как Эйтор схватил меня за задницу, я больше не собираюсь мириться с тем, что меня заставляют играть роли, отведенные для меня мужчинами.

– Чтобы это сработало – по-настоящему сработало, – тебе придется меня уважать, – говорю я, все еще стоя спиной к всаднику.

– Слишком смелое требование для человека, – отвечает он.

Я не злюсь, но с меня хватит. Я снова шагаю к выходу.

– Но, полагаю, для тебя я могу сделать исключение, – добавляет Голод.

Я оглядываюсь на него, внутренне кипя от раздражения. Но глаза Жнеца лучатся весельем. Он в игривом настроении, и в кои-то веки эта игривость не вызвана чьей-то смертью.

Именно этот взгляд больше, чем что-либо другое, убеждает меня остаться. Хотя для веселой компании я сейчас мало гожусь.

Я возвращаюсь на свое место, почти вызывающе топая каблуками.

– Ты сегодня в прекрасном настроении, – замечает Голод.

– Кто бы говорил, – огрызаюсь я.

– У меня-то настроение отличное… или будет отличным, как только я разделаюсь с нашим хозяином.

Наступает молчание, затем Голод добавляет:

– Ты все еще недовольна тем, что я оставил Эйтора в живых, правда?

Какой смысл врать? Да, недовольна, и пофиг, что это выставляет меня сволочью.

– Помимо всего прочего, – говорю я.

Голод приподнимает брови в комическом восхищении.

– А, так есть еще что-то, чем ты недовольна? Очень интересно. Какой ловкий фокус – заслужить женский гнев, совершенно не стараясь.

Я опускаю взгляд в свою тарелку.

– Боже, из тебя бы получился фантастический человек. Ты бы вполне вписался в компанию моих клиентов.

– Следи за словами.

– А что? – с вызовом спрашиваю я, снова устремляя огненный взгляд на всадника. – Что ты можешь сделать со мной такого, чего еще не делали? Я устала следить за своими словами и действиями. Мне до смерти надоело быть осторожной, чтобы другим осторожничать не приходилось.

Я резко встаю и поднимаю изящный бокал. Сама не соображая, что делаю, отвожу руку и швыряю его в дальнюю стену. От удара стекло разлетается вдребезги, вино расплескивается по нарядным обоям и стекает вниз.

Приятно крушить вещи Роши, которые наверняка стоят целое состояние и роскошью которых сейчас наслаждается Голод. Так приятно, что я, увлекшись, хватаю скатерть и резко дергаю на себя, отчего еда и столовые приборы разлетаются во все стороны. Фарфоровые тарелки падают, разбиваются на мелкие кусочки, содержимое их вываливается на пол. Звук бьющейся посуды – просто музыка для моих ушей. Я не могу заставить себя раскаяться в своем поступке. Во всяком случае, сегодня, в этой стае волков.

Только когда все кончено, я, слегка задыхаясь, вновь встречаюсь взглядом с всадником.

– Наконец-то, – говорит Голод, кривя губы в улыбке. – Хоть какой-то намек на твой огонь.

Глава 28

Всадник встает, скрипнув по полу ножками стула. Несколько кусочков еды падают с его коленей, но он словно не замечает этого.

Он шагает ко мне, и вид у него грозный и пугающий, как никогда. Жнец подходит так близко, что почти касается грудью моей груди, все это время пристально глядя мне в глаза.

Я все еще зла, но теперь к злости прибавляется замешательство. Я предполагала, что моя вспышка выведет Голода из себя. Но вместо этого он смотрит на меня как на вино, которое ему хочется попробовать.

Всадник берет меня за руку (она кажется крошечной в его ручище) и выводит из комнаты. И будь он проклят, и будь я проклята, но я послушно иду за ним, как будто не усвоила урок, полученный недавно от Эйтора.

– Что ты делаешь? – спрашиваю я, пока он тянет меня через весь огромный дом. – Ты что, не злишься?

– На то, что ты вышла из себя? Цветочек, я очарован. Твои выходки – лучшее развлечение за последнее время.

Да ну? Убивать людей вдруг стало скучновато?

Мы со Жнецом выходим из главного здания и шагаем через внутренний двор.

– Куда мы идем? – спрашиваю я.

– В мою комнату, конечно, – отвечает он.

У меня начинают заплетаться ноги.

Голод смотрит на меня и прячет улыбку – как будто точно знает, о чем я сейчас подумала.

Я перевожу взгляд на его губы, и меня внезапно потрясает мысль: я хочу снова его поцеловать. Не чтобы подразнить или отвлечь, а чтобы вновь ощутить вкус этих губ и почувствовать, как его тело прижимается к моему.

Я совсем голову потеряла.

– З-зачем? – спрашиваю я.

Он бросает на меня еще один многозначительный взгляд, и я чувствую, как этот взгляд пронзает меня до самой глубины души.

– Предпочитаешь, чтобы я проводил тебя до двери в твою комнату? – спрашивает он.

– Нет, – отвечаю я слишком поспешно, и мне хочется зажмуриться. Голос у меня как у перевозбужденного подростка.

Один уголок рта у Жнеца приподнимается, и весь мир словно накреняется набок.

Голод останавливается в коридоре напротив двери. Открывает ее и придерживает для меня.

Я вхожу в комнату. Здесь уже горят свечи, пламя пляшет в кованых канделябрах.