Гой

Разбираться, собственно, было не в чем. Кого могло удивить очередное аварийное отключение при такой погоде?

Аркадий почувствовал, что свершилось.

– У вашей жены начались схватки, – чуть не заламывая руки, сообщил ему дежурный администратор.

– А света почему нет?

– Погас.

– А компрессор?

– Отказал. Наверное, от мороза. Но ничего, ничего, у нас и керосиновая лампа имеется. Уже послали.

В подтверждение этих слов мимо Аркадия пробежала девчушка в белом халате со свечой в руках, а за ней едва поспевал бородатый мужик в ватнике, неся незажженную керосиновую лампу.

– Смотри не разбей, Ильич, – взмолился администратор.

– Не боись, – солидно успокоил мужик и тут же поскользнулся.

– Вот же скотина! – простонал администратор, взял лампу из рук мужика и поспешил за девчушкой.

Оставшийся не у дел мужик недоуменно уставился на Аркадия.

– Ильич? – спросил его Аркадий. – Скажи еще, что Владимир.

– Владимир и есть, – не стал возражать Ильич.

– И кем же ты тут, Владимир Ильич? Сторож?

– Завхоз, – с достоинством произнес Владимир Ильич. – Старого уже почитай год, как уволили.

– А звали его не Лев Давидович?

– Зачем Лев Давидович? – возразил мужик. – Звали его Лазарь Моисеевич.

– Еще лучше, – вырвалось у Аркадия.

– Чем лучше-то? – поинтересовался неожиданно оказавшийся не таким уж простым мужик. – Или вы хотите сказать, что живая собака лучше мертвого льва?

– Я хочу сказать, что на текущий политический момент именно так, – уже другим тоном заговорил Аркадий. – Библию, значит, почитываете, Владимир Ильич?

– А что еще читать-то? Кроме Библии, все книги, считай, что ни о чем. Ну, убили Гамлета, ну, не убили Гамлета.

– Понял, – догадался Аркадий. – Стало быть, вы сектант. Или хасид, хотя хасид бы, конечно, сказал бы не Библия, а Тора. Да что же это я?

Аркадий словно от сна очнулся и услышал, как Владимир Ильич сказал:

– Да ты не дергайся, сейчас уже ни к чему. Сына твоя Олеся родила, и сама в полном порядке.

Тут же зажегся и свет.

– Быстро они управились, – констатировал Владимир Ильич, словно одновременно отдавая должное и ремонтникам, и акушерам, и силам небесным.

15.

А через пять дней в этом же роддоме, на радость всему его коллективу, родился Петя Свистун. Дедушка новорожденного, Самуил Фишер, щедро отблагодарил всех, кто, по его мнению, помог внуку появиться на свет. Например, завхоз Владимир Ильич получил обширный фрагмент древней рукописи вавилонского Талмуда, за который любой спецхран Европы, Америки и Ближнего Востока готов был бы поторговаться, даже выходя за рамки отпущенного властями бюджета.

– Рад представившейся наконец мне возможности лично отблагодарить вас, – сказал Самуил Фишер, передавая рукопись Владимиру Ильичу.

– Спасибо! – поблагодарил завхоз роддома на Старопортофранковской. – И событие того стоит. О полукольце, которое хранится у вашего зятя, конечно, не забываете?

– А как забудешь? Чем больше об этом кольце узнаешь, тем страшнее становится. Ну, будем надеяться, что до этого не дойдет, Владимир Ильич.

– А если все-таки дойдет? – хитро прищурился завхоз.

– А если дойдет, – лицо Самуила окаменело, и голосом изваяния, если вообразить себе заговоривший памятник, он произнес. – А если дойдет, то Ответственные лица исполнят свой долг, и да поможет Им Тот, Имени Которого не знает никто.

– А ведь не исключено, что дойдет, – задумчиво сказал Владимир Ильич.

– Кто у них сейчас там рулит? – поинтересовался новоиспеченный дедушка.

– После Лаврентия Павловича? – переспросил Владимир Ильич. – Пока что Маленков и Хрущев, оба, разумеется, отъявленные антисемиты, хотя вряд ли высших степеней посвящения.

– Но ведь оба они вместе с Лаврентием Павловичем настояли на принятии исторического решения отказать Гитлеру в полной поддержке плана окончательного решения еврейского вопроса.

Владимир Ильич только плечами повел:

– А с чего это вы взяли, что все антисемиты за окончательное решение еврейского вопроса? Ну, решат его окончательно, и чем им тогда прикажете заниматься? Еще одного столь же сногсшибательного вопроса история, похоже, не предусмотрела, о чем, кстати, свидетельствуют и столь интересующие нас с вами полукольца.

Прошло еще восемь лет после этого разговора, за которые в стране мало что изменилось, кроме того, что она, как позже выяснилось, почти навсегда, то есть вплоть до конца своего исторического существования, отреклась от Израиля, сделав ставку на его уничтожение, и первой в мире запустила человека в космос, что не могло не потрясти умы и души множества множеств людей на Земле. Из полета Гагарина с окончательной ясностью вытекало, что исход людей, или пусть хотя бы одной человеческой семьи с Земли, дело фактически предрешенное.