Гой

– Может быть, сядем за стол? – предложила Анастасия. – Мне в магазине, как дочери Онисима Макарыча, кое-что незаурядное приготовили. А на десерт можно и соседей пригласить, как ты думаешь?

Семен как раз не думал, что ему очень хочется увидеть супругу Вайнштейна, но спорить он не стал.

– Так, значит, встретил тебя с твоим полковником на румынской границе твой папа… А дальше что?

– А дальше поступили с моим румынским полковником и его денщиком так, как румынские пограничники с вашим Остапом.

– Почему ты все время называешь его нашим?

– А потому что пока он ваш – космополит первостатейный. Вот когда народ его узнает, зауважает и даже полюбит, тогда, конечно, начнут доказывать, что он не еврей. Ну прямо как история с Христом.

– Постой, постой, – взмолился Семен. – Причем тут еще и Христос?

– Вот так и знала, что ты это спросишь, – отдала должное своей проницательности Анастасия. – В общем, раздели моего полковника с его денщиком до нижнего белья, дали им по фуфайке, апрель все-таки, а мы не звери, и отпустили их восвояси. А меня, машину и все, что в сундуках, сумках и карманах было, взяли себе. Только, прошу заметить: у Бендера они наше отобрали, а наши себе свое вернули.

– Эта пижама, что на мне, тоже своя?

– Это контрибуция, – не стала спорить Анастасия. – Вот так папа меня себе и вернул и, может быть, правильно сделал, он у меня точно совсем не дурак. Теперь понимаю, что, скажем, на бельгийской границе он бы не стал меня тормозить. Только где ж ее возьмешь, бельгийскую границу в наших краях? Вот и работаю комендантом общежития до тех пор, пока папа не переведет меня на должность первого секретаря райкома партии.

– Кого? – не поверил своим ушам Семен.

– Это уже решено, Семушка. Вопрос только в том, сделать это еще при Гуталине или уже после него.

– Как это после него?

Семен действительно был поражен мыслью, что, ну да, конечно же наступят времена и «после Гу… После отца народов».

«Но ведь, когда это еще будет? А они, выходит, уже сейчас прямо там обустраиваются. Люди будущего, что ли?

«И Ленин видел далеко –на много лет вперед», – вспомнил он стихи, который изучал, будучи первоклассником. Но то Ленин, а это Онисим Макарович. И тут до Семена, наконец, дошло: «А что такое этот Ленин? И кто такой этот Онисим Макарович? Кто они все вообще такие?».

Лицо его переменилось. И Анастасия правильно расшифровала эту перемену.

– Хочешь спросить, а где же справедливость, и почему нами правят те, кто нами правят? За какие, мол, такие заслуги их так вознесло? А за какие такие заслуги, друг мой, Семен, ты заведуешь библиотекой, когда другие на фабриках и заводах при своих двух руках и двух ногах корячатся? Неужели благодаря своим уму и талантам ты возглавил библиотеку Нефтяного техникума? Или думаешь, что никто другой бы с этим не справился? Или квартира у тебя на проспекте Сталина благодаря твоим уму и талантам имеется? И это когда миллионы славянских и не только славянских людей в бараках рождаются, живут и умирают! Да вот, заметь, и товарищи Вайнштейн со Старожуком имеют по одной комнате, в которых проживают с женами и детьми, да и у меня только одна комната в коммуналке, а не самостоятельная квартира со всеми, какие может вообразить себе рабочий человек, удобствами, как у тебя. Ну, хорошо, допустим, Вайнштейн всего лишь – доцент, а я – комендант общежития, но ты себе представляешь, кто такой Старожук?

– А кто такой Старожук?

– Кофе вот пей, а то остынет.

– Значит, сбежать хотела… – недоуменно протянул Семен. – Но почему? Мы же ведь самые сильные в мире…

– Ты мне еще про наше светлое будущее расскажи, – не в первый раз за этот вечер усмехнулась Анастасия Онисимовна Досвитная, главный претендент на должность первого секретаря одного из райкомов партии. – А хочешь, я тебе сама расскажу? Это прошлое у меня темное, а будущее – светлее некуда. Быть мне, Семушка, хозяйкой района. Помещики и помещицы передо мной стелиться будут, про купчишек не говоря. Уж не забывай меня тогда, голубь ты мой однокрылый. А то ведь, неровен час, и обижусь.

11.