Гой

Вечером Осик открыл контейнер с книгами, без которых он, как выяснилось, мог обходиться годами, и начал том за томом извлекать их на свет лампы, прикрученной под потолком: Пушкин, Булгаков, Лесков, Бердяев, Толстой, Владимир Соловьев, Бунин, Хлебников, Цветаева, Некрасов, Блок, Тынянов… Гора книг на полу росла, и Осику стало не по себе. Если бы когнитивный диссонанс был чувством, то можно было бы сказать, что чувство когнитивного диссонанса переполнило его душу. Как же так, три года жизни в другом мире, столько узнано и пройдено, с грехом пополам освоен иностранный язык, а сейчас выясняется, что эти вот книги все равно остаются чем-то главным. Что он как бы все еще состоит из этих чеховых с достоевскими и гоголей с булгаковыми. Ну, хорошо же, посмотрим на них их же глазами. Или чьими? Что за душа воспринимала их сочинения так, как воспринимала и продолжает воспринимать?

Осик вспомнил, что таки забыл сейф для пистолета в Тель-Авиве. Куда теперь пристроить ставший практически бездомным пистолет? Ни шкафа, ни тумбочки. Под подушку, что ли? Но не хотелось держать пистолет неподалеку от головы. К тому, что его иногда чуть ли ни на яйцах носишь, Осик уже привык, хотя первое время это его и напрягало. Когда пистолет, неважно, по какой причине, превращается в навязчивую мысль, это становится опасным для жизни. Осик покрутился по салону, надеясь найти подходящую щель для пистолета, и, наконец, решительно выбросил обойму в песок под окном. Оставшись без патронов, он успокоился и тут же придумал положить пистолет в духовку, которой, в чем он не сомневался, ему никогда в жизни не придет в голову воспользоваться. Все, что умел и хотел готовить Осик, это сварить пельмени или сосиски и пожарить яичницу. Ну, еще нарезать салат, но это уже превозмогая себя. Конечно, теоретически можно было сварить картошку в мундирах, но все попытки, какие он предпринимал в жизни это осуществить, заканчивались неудачей. В лучшем случае эксперимент приводил к погубленной навеки кастрюле. До худшего, к счастью, не доходило, и пока не дошло, Осик решил больше не испытывать судьбу на этом всегда чреватом крупными неприятностями поприще. Как объяснить начальству потерю обоймы, он еще не придумал и, сообразив, что и не придумает, отправился на улицу искать в песке под окном выброшенную обойму. Найти ее и вернуть в дом было уже не страшно, потому что от навязчивых мыслей о пистолете удалось избавиться. И тогда Осик задумался о мертвых душах. Дьяволу ведь продают живую душу, а отставной чиновник Чичиков покупал мертвые, что, мягко говоря, нуждалось в пояснении, поскольку потенциальные продавцы-помещики несколько смущались, когда их ставили перед фактом, что они являются владельцами натурально мертвых, хотя по документам все еще живых душ.

Любопытно, что сюжет про покупку мертвых душ придумал и подарил на раскрутку Гоголю помещик Александр Сергеевич Пушкин. Как ему такое пришло в голову? Так ведь тут и гадать не надо. Будучи постоянно в стесненных финансовых обстоятельствах, помещик Пушкин не мог постоянно не придумывать способов, как бы разбогатеть. Помимо проектов введения новых методов хозяйствования в деревне, он обдумывал способы найти и применить беспроигрышный вариант карточной игры. Как натуру глубоко художественно одаренную, его посещали мистические озарения на сей счет. Так, однажды и осенила его идея сделаться владельцем мертвых душ. И буквально тут же пришло понимание, насколько бесценен художественный потенциал этой идеи. Чутье его не подвело. Однако сам он за разработку идеи не взялся, решив, что хватит с него раскрутки таинственного сюжета на тему карточных баталий. Нельзя заигрываться с мистикой, это, по природе своего дара, светлый романтик Пушкин знал твердо. «Печаль моя светла», – однажды так и написал он.

А вот печаль Гоголя вряд ли была такой уж светлой. Не менее чем Пушкин одержимый идеей разбогатеть, он поначалу планов внедрения способов рационального хозяйствования даже не рассматривал. Судя по его повести «Тарас Будьба», способ разбогатеть путем грабежа и насилия, для увеселения души попутно, но систематически обижая вдов и детей, доводя дело до логического их смертоубийства, представлялся Гоголю достойным восхищения при условии, что грабили и массово казнили мирных евреев. А уж грабеж вооруженных мусульман и католиков и вовсе объявлялся делом гордости и чести. И разве может вызвать удивление у историка русской литературы, знакомого с учением Зигмунда Фрейда, тот факт, что один из двух главных в глазах мировой общественности русских писателей так и говорит, что, мол, все мы вышли из «Шинели» Гоголя? Все или не все, а уж он-то наверняка.

Название статьи «Тайна «Мертвых душ», или Синдром Гоголя» пришло сразу. Найдя в горке книг томик Гоголя, Осик присел на кровать, положил на колени увесистый альбом «Сокровища Древней Руси», на него тетрадку и тут же, отключившись от всего, что вокруг, принялся сочинять, мгновенно обнаруживая в тексте Гоголя нужные цитаты, словно они сами просились на его карандаш.