Глобальный капитал. В 2-х тт. Т. 2

Сказанное свидетельствует, что позиция авторов, очевидно, существенно отлична от господствующих ныне представлений о творческой деятельности. Подобно тому, как превратной формой культурных ценностей стало производство, распространение и использование информации-товара, так и превратными формами творческой деятельности стали «производство» профессионалов и развитие информационных технологий как главных средств жизнедеятельности информационного общества, общества профессионалов (авторы в данном случае на время абстрагируются от наиболее отчужденной формы - производства симулякров, к политэкономии которых мы вернемся в последующих разделах книги). Существенно, что и информация, и профессионал - это односторонние, редуцированные элементы креатосферы, характерные для современного мира: сохраняющееся господство материального производства, отчуждение (если говорить конкретно, то прежде всего власть виртуального финансового капитала - подробнее об этом мы будем рассуждать во II части работы) пытаются «перевести» творческую деятельность и ее компоненты в плоскость традиционного производства и потребления благ, имеющих форму товара и капитала. Так глобальная гегемония капитала редуцирует процесс генезиса креатосферы до утилитарных, включаемых в мир тотального рынка, процессов. Эта объективная редукция и трансформация обусловливают и ограниченное теоретическое видение этих изменений. Вследствие этого качественные изменения, происходящие в экономической и общественной жизни на рубеже веков, процесс генезиса креатосферы трактуются большинством современных авторов как всего лишь рождение «информационного общества [экономики]» или «общества [экономики], основанного на знаниях» («знаниеинтенсивной экономики» и т.п.у.

^: Среди многочисленных работ по данной проблеме хотелось бы выделить, во-первых, известные работы И. Масуды и Т. Сакайи по данной теме (см.: Masuda Y. The Information Society as Post-Industrial Society, Washington, i98i; Sakaya T. The Knowledge-Value Revolution or a History of the Future. Tokyo-N.Y., i99i); во-вторых, работы, акцентирующие противоречия развития информационного общества (кроме многократно упоминавшихся работ М. Кастельса и Дж. Рифкина, также Branscomb A. Who Owns Information? From Privacy to Public Eccess. N.Y., i994; Davis J., Hirschi T., Stack M. ^tting Edge. Technology, Information, Capitalism and Social revolution. L.-N.Y.: Verso, i997; Wresch W. Disconnected. Haves and Have-nots in the Information Age. New Braaunswick, i996); в-третьих, работы обзорного характера (см.: Webster F. Theories of the Informational Society. L.-N.Y., i995; см. также: Boisot M. Knowledge Assets. Oxford, i998; Dordick H., Wang G. The Information Society: ^

Последний вариант следует признать несколько более плодотворным, нежели просто апеллирование к росту значения информации и информационных технологий. Акцент именно на знании (информации, «переработанной», «освоенной», открытой для использования) оказывается сопряжен с акцентированием и таких процессов, как рост роли образования и науки, научно-образовательных центров в развитии как производства и общества, так и отдельного индивида. Здесь, тем самым, происходит определенное продвижение к выделению более глубоких пластов происходящих ныне изменений, а именно - возрастания роли творческой деятельности как основы формирования креатосферы - основы неотчужденных форм социального развития.

Однако и в этом случае большинство авторов трактует рост роли знаний лишь с точки зрения фиксации тех изменений в существующих отчужденных формах экономической и общественной жизни, мало задумываясь над проблемой изменения самих этих форм (в лучшем случае отмечая некоторые «нестыковки» в законах развития традиционных механизмов социально-экономической организации (рынка и т.п.) и законов «общества знаний» (последнее характерно, в частности, для работ Этциони и большинства теоретиков-социалистов, затрагивающих эти проблемы).

Такой подход позволяет интерпретировать и теории «общества профессионалов», «общества знаний» и т.п. как характеристики примерно одного и того же процесса: во всех этих случаях речь идет о том, что знания и профессионализм стали своего рода субститутами мира культуры и творческого потенциала человека.

Безусловно, такой подход вызовет, по меньшей мере, недоумение среди авторов, пишущих о названных «обществах» и «революциях». Но это неслучайно: любая превратная форма характеризуется противоречием между ее подлинным содержанием и самой формой как таковой. Так же и здесь: «общество знаний», «революция знаний» - это термины, обозначающие превратные формы. Но эти формы (1) реальны и (2) не могут существовать и развиваться без своего содержания, без творческой деятельности и культурного диалога, без формирования творческой личности и ее новаторского потенциала как содержательных процессов, лишь «переворачиваемых» в современном мире с лица на изнанку, редуцирующих со-творчество до деятельности профессионалов, обладающих знаниями, использующих знания и производящих знания.