Гиперборейский Гимн

Какие иногда величественные картины открываются перед историком, изучающим свой предмет не только по фактам и событиям широкого масштаба, но и по тихим, едва приметным, однако же, весьма знаменательным деталям! Древнейшие лексикографы и грамматики, Зеновий, Исихия и Свидас, отмечают разительнейшее греческое выражение: ликейский напиток – воинственный напиток в стране, населённой смесью семитов, хамитов и гиперборейских пришельцев с яфетидами. Софокл в своём «Филоктете» тоже упоминает об этом напитке, указывая на то, что он служил врачующим средством и состоял из вина и меда. Этот напиток извлекался на Лемносе из источника, известного афинянам этой эпохи. О таком же составе напитка – вино и мёд – говорят и указанные нами древние литературные источники. Здесь к божественной психологии винных эффектов прибавляется новая черта, характерная для данной ступени борьбы и сожительства Диониса и Аполлона, новый воинственно возбуждающий, укрепляющий и врачующий элемент алкогольного опьянения. Солдатские ликийские ряды обходит чаша напитка, где Аполлон и Дионис смешали свои чары. Это древний прообраз чарки с ромом адмирала Нельсона в час Трафальгарской битвы, воинственной хмельной браги русских скифо-сарматских дружин или ещё совсем недавно, в наши исторические дни, наполненных вином немецких полков, безумно-храбрых в своих всегда решительных схватках с врагами. Одни японцы, даже замерзая на борту своих миноносок, не опивались вином, будучи охмелены своим духовным Аполлоном. Вот какую картину неожиданно развертывает перед нами ускользнувшая от других исследователей историко-бытовая делать.

Нам особенно важна эта деталь и для установления несомненного сосуществования двух культов в раннюю эпоху развития аполлонической религии. На чистом облике нового бога лежит осязаемый пеласгический пласт.

На почве Эллады в Аттике и Аргосе, на арене Крисейской долины, ликийский Аполлон облачался иногда в иные маски. Название ликийский можно производить, между прочим, и от слова, значащего волк. Волк же олицетворял враждебную по отношению к Аполлону силу. Он нападает на стада, свирепствует в фокидских горах, на скатах и кручах Олимпа. Вот почему бегущий от волков взывает к Аполлону. Преступник олицетворяется волком. У входа в здание судебных учреждений – скульптурное изваяние волка. Сама Латона укрывается от гнева Геры, от дракона Пифона, от дикого кабана, принимая личину волка. Об Аполлоне говорится, что он светлый истребитель волков, рождённый в Ликии. Конечно, мы тут имеем стилизацию хищной природы, апперцептивно устремленной к преследуемой цели. Здесь мы встречаемся и с двойственностью символа: победитель облекается в форму собственного трофея, Аполлон обращается в волка. В борьбе с Драконом и диким зверьем Латона сама становится волчихой, чтобы своими зубами отстаивать права на власть и жизнь. Но то, что было хищно-воинственного в Латоне, передаётся естественно новоявленному богу войны. Не подлежит однако сомнению, что в этой своей трансформации величественный азиатский образ измельчен и уменьшен в своём значении. Художественно-настроенная Эллада, с её поэтическим стремлением к самоограниченной завершенности, к круглозаконченным формам, объемлемым для глаз, с её невысокой горной природой, довольно низким небесным потолком, со сдвинутыми вместе в келейную семью островами Архипелага и смертными удобными бухтами береговой черты. Это художественно-настроенная Эллада не могла вместить в себе грандиозных образов Востока, необозримых нашествий и бесконечно-завоевательных войн под флагом Аполлона. Здесь и война – разбушевавшаяся дикая стихия – замкнулась в миниатюрный образ местного проявления хищнических сил.

Но волчье преследование цели, в дальнейшем развитии легенды, в последовательном росте культуры, начинает перерождаться в явление иного порядка и ставит себе иные уже возвышенные задачи. На почве национальной культуры, воспринявшей черты воинственного азиатского духа, мы имеем по имени восточной страны учреждение, основанное Пизиастром или Периклом, сначала предназначенное для обучения военному искусству, а потом для разработки научно-философских тем. В афинском Лицее, с храмом Аполлона, учились Сократ и Платон, разгуливали вместе с учителем в оживленных дебатах ликейские перипатетики. Вот как стилизуется культ Аполлона в стране художественных ограничений и высоких умственных горений. От волчьего рева до цветущих садов Лоренцо Медичи нас ведёт одна и та же руководящая нить, через различные хитросплетения этнических и религиозных начал.

Три черты вырисовываются явственно в процессе развития ликейского Аполлона: основная имманентная черта героизма, волевой апперцепции, временный компромисс с культом Диониса и утонченная стилизация позднейших времен.