Вновь оглянувшись, Дом заметил, что Маркус снова вернулся к наблюдению за местностью под ними. Новых стеблей они сегодня не заметили. Дом поймал себя на том, что вновь пытается договориться сам с собой, как делал уже не раз, будто несясь по замкнутому кругу: подавив внутри надежду на то, что стебли исчезнут сами по себе, он избежит её краха и дальнейших разочарований, когда стебли вновь полезут наверх. Но как это бывает и с любой другой навязчивой мыслью, попытка не думать о ней приводила лишь к невозможности думать о чём-либо другом. Дом прекрасно понимал, почему Диззи так часто прибегал к помощи алкоголя. Это тоже был такой способ отключаться от всего, ничем не отличавшийся от метода Соротки с его обратной связью, просто бил по печени сильнее, и куда меньше уважался в обществе, гордящемся своим стоицизмом и прямотой при столкновении с трудностями.
— «Вижу цель», — сказал Маркус. — «Примерно в пятистах метрах по левому борту, над верхушками деревьев».
Соротки развернул вертолёт в указанном направлении.
— «А, да, вижу… Крепыши какие, неплохо выглядят».
Дому пришлось немного высунуться из пассажирского отсека, чтобы разглядеть стебли. Их изогнутые тёмно-серные ветви торчали над верхушками деревьев. Вокруг было ещё довольно много растительности, и, судя по зелёной листве, эти стебли появились недавно.
В ноздри Дома ударил сильный запах горючего.
— «Блин, Соротки, ты птичку свою давно чинил?» — спросил он. — «Судя по запаху, топливо подтекает».
— «Мы каждый раз перед полётом машины проверяем, Дом».
— «Всё равно воняет сильно».
До стеблей оставалась не больше сотни метров. Движения Дом пока не заметил, но это не значило, что у стеблей их не поджидают полипы.
— «Не тратьте патроны», — предостерёг Маркус. — «Стреляйте только если есть прямая угроза. Мы не можем каждый раз палить по ним просто так».
— «У нас вообще хоть что-нибудь есть ещё в достатке?»
— «Да, гидроэлектростанции», — проворчал в ответ Маркус.
— «Отлично. Тогда будем пересаживать птичек на аккумуляторы», — отозвался Соротки. — «Подлечу-ка я поближе. Митчелл, пора фотоаппаратом пощёлкать. Прескотт хочет, чтобы мы снимали каждое долбанное пятнышко на этих тварях».
— «Жалость-то какая, что он кандидата наук по биологии не получил», — ответил Дом. — «Чего ему это так интересно? Он что теперь, фотографии стеблей коллекционирует, или как?»
— «Да без понятия. Может, от отчаяния мается».
“Ворон” медленно летел вдоль гряды стеблей. Дом сверился с нарисованной от руки картой Матьесона. Судя по всему, стебли вели себя так, как от них того и дали. Они двигались по разлому между гранитными плитами, пробиваясь сквозь мягкую породу и почву.
— «Эй, Мэл, повиси так немного», — сказал Митчелл. — «Мне надо выровнять изображения по сетке».
— «Может, пониже спуститься, Ваша Светлость?»
— «Не, с этим я сам справлюсь, спасибо».
— «Ну и прекрасненько».
Маркус ухватился за страховочный поручень над головой и как можно дальше высунулся наружу. Со стороны выглядело очень рискованно, и Дом уже было собрался подойти и ухватить Маркуса рукой, чтобы тот не упал, или хотя бы пристегнуть ему на пояс страховочный трос. Маркус пристально уставился на что-то внизу. Внезапно он напрягся всем телом.
— «Соротки, зайди ещё на один круг», — что бы там не увидел Маркус, это его явно встревожило. А Маркус редко когда бывал встревожен. — «Там что-то на земле».
— «И сколько ног у этого “что-то”?»
— «Нет, это не светляки. Я увидел какую-то вспышку, когда ветер всколыхнул листву».
— «Какую ещё вспышку? Хочешь на тросе туда спуститься? Я бы не рекомендовал».
— «Высади нас где-нибудь подальше, мы пешком дойдём обратно», — вмешался Дом. — «Митчелл, ты ведь засёк место?»
— «Я видел отблеск», — сказал Маркус. — «Но на карте ручьи в этом месте не отмечены».
— «Пруды успевают появиться и пересохнуть ещё до того, как их кто-нибудь нанесёт на карту», — ответил Митчелл. — «Увлекательная штука, эта зрительная навигация».
— «Эх, как я любил гулять возле запруд в детстве», — Соротки сегодня окончательно ударился в ностальгию. — «Мальки лягушек плавают, жуки-плавунцы, стрекозы. Столько лет этого всего уже не видел. Всё исчезло».
— «Как же я рад, что Бэрд с нами не полетел», — пробормотал Митчелл.
“Ворон” развернулся и направился к ближайшей поляне. Дом знал, что ему придётся стать голосом разума для Маркуса, когда дело касалось его личной безопасности — единственной вещи, в которой ему отказывало его здравомыслие. Маркус был умён и рассудителен, как и его отец, но при встрече с опасностью он первым лез в пекло. За годы дружбы с Маркусом Дом понял, что это вовсе не глупость, невежество или непонимание всех масштабов угрозы, и даже не заносчивая уверенность новобранцев, считающих что с ними ничего плохого не случится, а отчаянное желание спасти других, уберечь от опасности, подвергая риску самого себя вместо них.