Но это внешнее все. Внутри Женю преследовала боль бытия, конечность бытия, он знал, что мы здесь все в тюрьме, что бытие в этом мире ограничено и даже как бы преследуется. Все по-разному из этой тюрьмы прорывались, Головин прорывался через античность. Мы все знаем его как великого эссеиста, поэта, философа, знаем его блестящую интерпретацию античности, античного мира, когда он дает великолепные картины потустороннего мира с точки зрения античного человека. Существует остров блаженных, остров героев, которые идут путем богов. Они посвятили свою жизнь богам, и боги принимают их в свое великое лоно, и, согласно язычеству, это и является спасением. С другой стороны, существует огромное количество неспасённых людей, которые совершенно потерялись в жизни, и многие из них стремятся в ад, они хотят попасть в ад, потому что там по крайней мере есть определенность, пусть они и бродят во тьме. Их путь освещает Прозерпина. Между прочим, Головин мне рассказывал такую вещь, что знаменитую статую Свободы, которая стоит в Нью-Йорке, один французский скульптор фактически скопировал с древней статуи Прозерпины! Понимаете? Американский континент освящает богиня ада. Это надо помнить всегда, памятуя о судьбе этого континента и о судьбе людей, которые там живут и умирают. Женя великолепно описал, как мечутся смертные души, уходя вовсе не в сферу богочеловека и тем более не в сферу абсолюта, нет. Многие из них становятся вампирами. Им не остается ничего другого, потому что власть тела, даже когда его нет, настолько чудовищная, настолько сильная, что остается и в тонком теле. Женя прекрасно описал это обреченное состояние человеческих душ, которые словно пьют кровь из души своего собственного праха. Кровь в метафизическом смысле. Любой самый последний нищий в нашем материальном мире — король по сравнению с ними… Такие устрашающие картины Женя Головин рисовал, дополняя их своим воображением и своей блестящей метафизической интуицией.
Дьявол то есть.
О Жене можно бесконечно говорить. Его влияние на советских, а потом на российских интеллектуаллов, эзотериков, искателей, философов трудно переоценить, оно было гигантским. На его вечера и лекции уже позднее, в музее Маяковского например, слетались толпы, его обожали, каждое слово фиксировали. Кроме всего прочего, он был необыкновенно артистичен, женщин сводил с ума. Женя Головин — это отдельный самостоятельный мир, существовавший во многих невероятных измерениях.
Александр Ф. Скляр
Корабли не тонут, или сказка длиною в жизнь
Если б мог я жить в былом,
Отрешенный от забот,
Иль изведал наперед
То, что сбудется потом!
Евгений Всеволодович Головин. Русский герметический философ. Поэт и музыкант. Мой Учитель и друг.
Как мы познакомились. Мне лет 14–15. Я сижу дома, читаю «Собор…» Гюго, слушаю «Моррисон Отель» Дорз. Звонок в дверь. Открываю. На пороге двое нетрезвых мужчин. Здороваемся. Один из них говорит, что они не могут вспомнить, на каком этаже живет их приятель, услышали за дверью знакомую музыку — значит, здесь живет нормальный человек. Познакомились. Евгений просит сигаретку, я даю, еще пара фраз, они откланиваются, извинившись. На журнальном столике в прихожей остается забытая Женей пустая пачка из-под «Беломора», на ней шариковой ручкой написано: «Гермес Трисмегист». Точка.
Несколько предыдущих дней я живу под впечатлением от впервые прочитанного в книге совершенно непонятного, но такого интуитивно-родного и волшебного слова «алхимия». Я ничего не знаю, но чувствую — это захватило меня целиком, я хочу быть приобщенным к этой тайне, это мое, это мне интересно, это мне по-настоящему интересно и важно. На всю жизнь. Почему? Не знаю. Что-то в крови.