Где нет параллелей и нет полюсов памяти Евгения Головина

Много лет спустя в своей статье «Это убьет то» для книги «Алхимия и Нотр-Дам Де Пари» Головин напишет: «Существует алхимия, нацеленная на трансформацию «материи души», и другая алхимия, посвященная трансформации земных веществ. Эти две алхимии иногда почти пересекаются, иногда расходятся далеко».

В строгом смысле слова алхимию нельзя изучать, алхимией надо жить. Головин дышал и жил алхимией. Как он пришел к этому, с чего и когда началась страсть к Королевскому искусству? Он никогда не рассказывал. Я подозреваю, что с этим надо родиться. Это должно быть изначально в крови. Или есть, и тогда можно попытаться дерзнуть, или нет, и тогда все бесполезно. Итак, Женя родился с этим знанием об алхимии как об искусстве трансформации «материи души». А что дальше? А дальше нужно работать. Как? Рецептов нет. Просто надо слышать голос своего сердца и подчинять жизнь биению своего ритма.

Это легко сказать, но чрезвычайно трудно осуществить. Головин всей своей жизнью доказал, что это возможно. Поэтому теперь, когда на физическом плане его нет рядом с нами, мы можем снова и снова осмысливать его творческое наследие, соотнося это с тем, как он жил.

Женя старше меня ровно на 20 лет. Он родился в 38-м, я — в 58-м. Стало быть, на момент нашего знакомства ему было около 35-ти. Мы общались вплоть до смерти Учителя, т. е. без малого 40 лет. Это время я могу подразделить на несколько периодов. Ранний период, «Становление» отношений — до моего отъезда в Северную Корею в 1980 году. «Разлука» — мое пребывание в этой самой Корее — до 84-го года. «Размолвка» — до 1990 года. «Сотрудничество» — до 2000 года. И наконец, последний период — «Дружба». Это деление, конечно, условно, но в этом есть свой резон. Далее будет ясно почему.

Становление

Когда мы познакомились, Женя жил недалеко от меня в маленькой двухкомнатной квартире на улице Вавилова вместе с женой Ириной Николаевной и пасынком Андреем. В этой квартире я его вскорости и встретил, зайдя в гости к Андрею, с которым дружил. Я был немало удивлен, заметив Женю, который сидел на кухне и смотрел футбольный матч по ящику. Андрей представил меня своему отчиму, и так мы познакомились вторично. Я спросил у Андрея, чем занимается Евгений Всеволодович, и он ответил как-то неопределенно: мол, переводит статьи, интересуется разными науками, немного сочиняет и играет на гитаре. Вообще, Энди (так мы звали его в кругу друзей) был не особо словоохотлив на тему своего отчима. Но постепенно я сам двигался в сторону Головина. Мы часто собирались на квартире у Энди — слушали музыку, выпивали. Женя никогда не участвовал в наших сборищах. Он либо тихо сидел на кухне или в большой комнате, либо вообще отсутствовал, что случалось гораздо чаще. Постепенно мне стал понятен характер этих отлучек: Женя внезапно пропадал на несколько дней и так же внезапно возвращался. Дома он читал, общался и работал, вне дома он… общался и работал. Потому что Женины отлучки, «пьянки» — это была та же работа, только перенесенная на другой план бытия. Не раз я впоследствии участвовал в этих «отлучках», видел Женю в разных состояниях, когда совершенно по-новому раскрывался его талант общения, его неповторимый дар нарратора и проводника, дерзкий характер провокатора и авантюриста. Дома Женя накапливал, аккумулировал энергию, оттачивал мысль, медитировал, грезил, читал, сочинял песни. На людях — выплескивал все накопившееся, бил яростным фейерверком, высвобождая чудовищную энергию, которая, казалось, никогда не могла иссякнуть. И та и другая составляющие были жизненно необходимы Головину. Когда я заставал Женю одного дома, он был тих, задумчив и ироничен. Зная о моем страстном увлечении музыкой и алхимией, он не спешил одаривать меня советами и рекомендациями. Между нами была не просто временнáя дистанция, но качественная пропасть. Что нас сблизило на начальном этапе, так это музыка. Женя очень неплохо ориентировался в западной рок-музыке, и мы с ним подолгу обсуждали творчество тех или иных групп. Среди любимых у Жени были Led Zeppelin, T. Rex, The Doors, D. Bowie, Pink Floyd. Стоунз он всегда ставил выше Битлов. В рок-музыке Женя превыше всего ценил дух свободы. Среди русских исполнителей он выделял Вадима Козина, Петра Лещенко, Алешу Димитриевича, Юла Бриннера. На отдельном пьедестале стоял Александр Вертинский. «Желтого Ангела» Вертинского я услышал впервые в исполнении Жени, выучил наизусть и полюбил на всю жизнь. Бардовскую песню Головин напрочь отвергал, делая исключение лишь для Владимира Высоцкого, у которого, как он считал, есть несколько абсолютных песенных вершин.