Где нет параллелей и нет полюсов памяти Евгения Головина

Он рассказал об атмосфере мерцающих, текучих и деликатных метафор, о зыбкой экзистенции, прошептал об «отрешенной очарованности глаз», легким кивком указал на «Диониса — властелина очарованного мира» и иронично и чуть легкомысленно преподал курс мистерий как практики богоподражаний и упражнений в богобытии.

Нам ли было адресовано это философическо-мистериальное изобилие? Нам, по крайней мере, он намекнул на секрет одного дзенского коана о хлопке одной ладони. Хлопок одной ладони — это мы сами. В нас сокрыто все. Мы — это хлопок, взрыв, точка откровения, возвращения, встречи с иным, обожения. Если кому-то это неочевидно, он может представить хлопок одной ладони как пощечину самому себе. «Pour se reveiller», как говорил незабвенный Жан Парвулеско.

Евгений Головин: уточнение декомпозиции

Мы встретились впервые с Евгением Всеволодовичем в небольшой компании московских эзотериков в середине 80-х годов. Евгений Всеволодович пригласил меня на танец. Звучала песня Алеши Димитриевича, совершенно не приспособленная для танцев.

Мы танцевали, может быть, вальс или несколько редуцированное танго, но это был вычурный и изящный философский танец. «Вы читали философию декомпозиции Сиорана?» — спросил меня Евгений Всеволодович. Разговор завязался вокруг «декомпозиции». Эти две вещи — танец и декомпозиция — остались в моем воображении как две метафизические точки на философском горизонте. Я думаю, что эти две темы символичны и что жизнь и поэзия Головина осенены этими символами.

Что такое декомпозиция? Это разрушение, разложение, разборка некоторой композиции, сложной конструкции на составные части, на элементы; если более глобально — то слом устройства мироздания, его деконфигурация, лишение формы. Это также разборка структур, пристальное разделение и различение компонентов. (Следующим в логической цепи категорий должно идти понятие «диссолюции», «растворения».)

И что такое танец? Это траектория движения, это последовательность фигур, поз, положений. Это пути, тропы. Кого? Миров, богов, героев, стихий, образов, понятий. В мире традиции были созидающие и разрушающие танцы Богов. Танцы композиции и декомпозиции. Танцы праздников. Танец рассматривался как язык, тайный, сокрытый язык творения и растворения. Танцем считался и поэтический размер, троп. Но прежде всего танец был жизнью, ее неистовым припадком и мерным ритмом. Он был литургией, творением целостности жизни, поддержанием небесной красоты в плотном мире, вплетением прекрасного в жизненный поток. Танец зажигал огни на алтаре вездесущего бога, был непрекращающимся гимном Ему. Танец должен был напомнить телу о необходимости приуготовления к тому, чтобы озариться красотой, преобразиться и служить тому, кто требовал себе служения. Мы знаем опасный танец Шивы Натараджи…

Бог Дионис был тоже танцующим Богом.

Чтобы свидетельствовать о декомпозиции, надо быть знатоком композиции, мастером композиции.

Евгений Всеволодович был платоником. Платонический космос, мир блистательных античных богов, был его кредо, его аргументом, его убежищем, его спасением. «Сверху вниз идет созидающий божественный свет и постепенно рассеивается в ночи, в хаосе. Сверху вниз идет сперматический логос, рождая интеллект, душу и тело. Концепция ясная и четкая», — писал мэтр.

Чтобы заметить, как живой платонический космос отрывается от своего эйдетического первоистока, как нарушается грациозная гармония, связанность и взаимная энергетическая подпитка горнего (эйдетического) и дольнего (эстетического, чувственного) миров, надо быть напряженным свидетелем размыкания композиции. «Свидетель декомпозиции» — может быть, это словосочетание и подходит Евгению Всеволодовичу в нашем случае.

Платонический мир был очень флюиден, полон метаморфоз, жив, многомерен, объемен, континуален. В нем смерть являлась путешествием на звезды, и материальное тело занимало периферийную позицию, в нем были только пунктиры трансформаций, превращений богов, элементов, душ, идей. Это был особый мир метаморфоз, стихий, Богов, сущностей, живых понятий. В нем боги танцевали, и хаос еще рождал танцующую звезду. Это был космический танец холоса, целостности.

Именно этот мир современность подвергла декомпозиции. Сначала он раздвоился, небо отодвинулось от земли, логос утратил открытость. Затем материальный мир стал доминирующим, двоичная система мышления — «да и нет», «А и не А» — отменила открытый, превращающийся, никогда не тождественный себе Логос, обращенный к своему гиперапофатическому истоку. Все живые понятия обесценились. Многомерное пространство стало пространством линий и плоскостей.

Пустыня

В мире, где утрачена вертикальная стройность, где уток, тянущий горизонтальную нить, не находит опоры в виде вертикальной нисходящей золотой нити эйдетических логосов, остается только горизонтальная поверхность пустыни. Пустыня растет.

раскаленный ветер Флориды превращает ваши руки и ноги в сухие и ломкие сучья…