Где нет параллелей и нет полюсов памяти Евгения Головина

Небо закрыто, остается только жажда и обретение воды, чтобы пить, плыть, плавать. Но и воду надо уметь добывать. Раньше дожди вызывали цари. И если они не преуспевали в этом, их убивали. Евгений Всеволодович, наверное, был той царственной фигурой, которая умела грезить о воде и вызывать потоки милосердного дождя, потоки небесных водопадов. Однажды Головин сказал, что он работает только с землей и водой. Вода — как то, что является горизонтом абсолюта земли. Он был королем «режима воды». Он намечал и курировал переход от земли к воде, от нижнего среза космоса к среднему. «Le Bateaux Ivre» — как девиз этого труднейшего перехода от гравитационного, плотного состояния к безумию хаоса, подвижного, легкого, необязательного, чреватого.

Водный поток, грезы воды, режим воды — это последнее в этом мире прибежище жизни, движения, превращения, игры, это последняя возможность растворения застывших форм, сухих остатков культуры, это, возможно, та загадочная смесь растворения, которая покроет и уничтожит свалки твердого мусора. Далее судьба декомпозиции или уже диссолюции есть тайна: приведет ли она к великому ничто снизу, к великой ночи Матерей? Позволит ли логосу увернуться от последнего оскопляющего движения Великой Матери — Ночи? Или хаос безумия будет той инспирацией, которая забросит в средний мир, в мир воображения, mundus imaginalis, мир принципиальной демиургии? Или растворение станет тем последним сбросом всех космических и бытийных оболочек, который обнажит световое зерно сознания как отблеск абсолютно Иного, как знание о том, что пребывает вне всякого бытия, вне всякого отрицания бытия, вне всякого небытия и вне всякого отрицания небытия. Того, что находится на самом пределе «там», точнее, за пределом всякого «там», куда, как иногда кажется, стремилась самая тайная, самая несказанная часть существа под именем Евгений Всеволодович Головин.

Олег Фомин-Шахов Вечный послеполуденный отдых Фавна

Его нельзя было не любить. Думаю, Бог его тоже любил особенно, не так, как он любит прочих чад своих. Именно поэтому Женя так долго и тяжело умирал. Так же долго и страшно уходила Лена, с которой он прожил столько лет. Говорят — последствия от «Корабля дураков», где Евгения Всеволодовича звали не иначе как Женя-Адмирал.

Очищение через страдание — это логика христианская, конечно. Хотя столь любимая Женей фигура языческого мира — Дионис — тоже бог страдающий, и культ его основан на страсти.

Головин был последовательным язычником и отрицателем не только христианства, но и Христа. В этом нужно полностью отдавать себе отчет. Как-то я после очередной его антихристианской эскапады примирительно буркнул что-то навроде: «Но ведь в конечном итоге и Аполлон — солнце, и Христос — Солнце Правды. Это была трансформация мифа». Женя страшно разозлился и яростно прошептал: «Никогда… слышишь, никогда больше не упоминай в одной фразе Аполло и этого…»

Тем не менее Бог его любил больше других. Он вообще любит тех, кто не сеет и не жнет, как птицы небесные. Смею предположить, что сам Бог не христианин и понятие «ересь» для Него тоже очень относительное. Женя жил легко и беззаботно, как птицы, как дети. Без паспорта, в полнейшем социальном нигилизме, который тем не менее никогда не превращался в интеллигентскую истерику. Вспоминаются слова его песни (которую в числе прочего пел Василий Шумов):

Надо жить интенсивно
И лениво вместе с тем.
Посмотрите, это красиво —
Рыбы вместо проблем —
Ах!

Песню эту Женя продал, кажется, за $500, как и множество других своих песен, исполнявшихся «Ва-Банком», Бутусовым, тем же «Центром». Это и было одним из его средств к существованию.

Несли деньги и на подпольные — сначала, — а затем и публичные лекции, где он запросто, читая какое-нибудь свое эссе по бумажке, мог заявить: «Что-то я не пойму, что здесь за херня написана…» Все жаждали общения с ним. Всякий хотел с ним выпить. Один его почитатель даже продал квартиру, чтобы купить на все деньги водки, поить Женю и общаться с ним. Многие мечтали быть его учениками или считали себя таковыми. Например, я. Не уверен, что сам Женя был того же мнения.

Отшивал учеников он довольно остроумно. Однажды, уходя бульваром от очередного назойливого «прыщавого че гевары», он увидел большую толпу гопников, подскочил к самому крепкому из них, засветил в табло и покатился в кусты с таким видом, будто его как минимум в ответ покалечили. Остается только догадываться, что сталось с «учеником».

Когда я еще в 90-е попросил его написать предисловие к моему сборнику новелл «Лунные каникулы», Женя согласился нехотя. Прошел месяц, все лето, полгода. Пытаюсь узнать, что происходит. И вот как-то раз напарываюсь на Лену:

— А Евгения Всеволодовича можно?

— А зачем он вам, Олег?

— Ну, я попросил его предисловие написать к моей книге…