Где нет параллелей и нет полюсов памяти Евгения Головина

Однажды пятилетний ребенок одной из эзотерических знакомых Головина в квартире, где волхвовал мэтр, произвел бравурный инициатический эксперимент: собрав ботинки гостей, оставленные в прихожей, он отрешенно отправил их в духовку. Там они прошли инициацию в акте всесожжения. Юный жрец рассчитывал собрать волшебный урожай: грязные мужские ботинки, возможно, должны были превратиться в хрустальные туфельки, сапоги-скороходы или лапти-удальцы. И хотя газовая плита на коммунальной кухне несколько напоминала раскаленную утробу Великого Молоха — жертвенный алтарь хтонических богинь Древнего Карфагена, куда матери две тысячи лет назад бросали своих детей, — мистериальная ориентация юного ученика Е. В. была совсем иной: принесенные в жертву ботинки были скорее восстанием неофита против уз Великой Матери… (второе ювенильное восстание вылилось просто в прибивание гостевых ботинок к полу).

На этот раз творимую ребенком параллельную мистерию вакхические гости эзотерического убежища заметили слишком поздно — по запаху истлевшей кожи и клубам черного дыма, накрывшим квартиру… Гости расходились босиком…

В пропорциях отношений с Великими Богинями Головин был безупречно жесток и точен. Растворяясь и приглашая раствориться в безумии вод, Головин проявлял предельную аллертность по отношению к темным испарениям материи. Методично практиковавшееся им восстание против хтоники, материальности, культа вещей, всепоглощающей женственности было дионисийским. Дионис — женственный бог, который использует женские энергии, чтобы сразить автономию матриархального принципа. Под корень. Подобное побеждается подобным, женская природа — природой женственной, не чуждой стратегий космоса Великих Матерей. Известно, как Дионис воевал в Индии. Согласно мифу, его армию составляли участники и участницы экстатического пьянящего празднества, которые своими безумными энергиями, вакхическими флейтами, дробью тимпанов, плясками корибантов и менад навеяли ужас и разогнали вражескую армию, так и не доведя дело до решающего военного сражения. Дионис как соединитель неба и земли, духа и плоти знает, что идеи, дух, дух армии, духи вообще имеют значение…

Слушай, утопленник, слушай

Как известно, совдеп мистерий не признавал, как не признавал богов, героев, поэтов, теургов, иерофантов, демиургов и алхимиков, считая их попросту тунеядцами.

нет богов и героев
есть непрерывный труд
слышишь — радостно воет
электризованный труп.

Но в тех особых местах, где собирались головинские вакханты, с началом мистерии все советские правила и декреты отменялись, социальное время угасало — начиналось время праздника, пляска флюгера в розе ветров, открывалась свобода, рождался новый ритм, сонмы причудливых видений, за сумбуром и гротеском вставал примордиальный хаос, меон, вместилище потаенных потенций, прикровенных возможностей, тишины, сна, смерти, жизни, полета.

О, лето во фьордах
Малиновый сок…
Негроздовых нордических ягод

«Пьяный корабль» Головина был местом, где не только учили искусству жизни, где в жизнь посвящали. Там лился терпкий напиток тонкого священнодействия, в которое каждый вновь прибывший участник становился посвящаемым. Бросив на неофита оценивающий взгляд, мэтр давал ему испытание, иногда вполне земное — отправиться за огненным зельем в советскую ночь закрытых магазинов. Иногда ему надо было вычислить формулу цветка или разорвать паутины внутреннего концлагеря.

Так начиналась мистерия. Последнее, что успевал заметить неофит: как будто в оранжевом дыму ему зачитывали последний приговор. Как будто из зеленого флакона ему наливали «ароматного яда». Портвейн ли это был, бокал черного рома или черного чая? В нем «черной жемчужиной солнце розовело в лазурной дали». Новообращаемый попадал в область растворения. Сажая в свой челн неофита и плывя в блистающем мраке волн, Головин предлагал ему утонуть.

Когда в серебряной пыли
Волны отступают от берега,
Не делай напрасных усилий —
Не старайся добраться до берега.

Распадаются острые рифы,
Тонет спасательный круг,
Уплывают стеклянные рыбы
Из твоих опущенных рук.

Слушай, утопленник, слушай,
Спускайся все глубже, глубже:
Там потонувший город,
Где статуи белых богинь…

Ты будешь мрамор целовать,
И будут спруты созерцать
Тебя всегда,
Всегда…