Гаврош

Вторжение толпы вызвало на улице панику. Прохожие разбежались. В одно мгновенье в глубине направо и налево всё закрылось: лавки, входы в дома, окна, ставни от первых этажей до чердаков. Открытым оказался только вход в кабачок, куда хлынула толпа.

Не прошло и нескольких минут, как из решеток, ограждавших окна кабачка, были вырваны двадцать железных прутьев. Мостовая перед кабачком была разрушена — каменные плиты понадобились для баррикады. Мимо проехала телега, нагруженная бочками с известью. Гаврош и Багорель быстро ее опрокинули: бочки годились для постройки баррикады. На них навалили булыжник, вывороченный из мостовой, но его оказалось мало. Один из студентов спустился в погреб, там было много пустых бочек. Он выкатил их оттуда. Рабочие подперли бочки и телегу огромными грудами песчаника. Откуда его раздобыли, неизвестно. Скоро половина улицы оказалась загражденной стеной выше человеческого роста. На углу показался омнибус, запряженный двумя белыми лошадьми.

— Стой!

В одну минуту Багорель перебежал улицу, остановил кучера, высадил пассажиров, вежливо подавая руку женщинам, взял лошадей под уздцы и привел их вместе с омнибусом к баррикаде.

Лошадей распрягли и отпустили на свободу, а омнибусом, сваленным набок, загородили улицу.

Гаврош, радостный и сияющий, бегал взад и вперед, карабкался вверх, спускался, шумел, мелькал повсюду. Гаврош был как вихрь. Он появлялся везде. Звонкий голос его не смолкал ни на минуту. Громадная баррикада чувствовала его у себя на плечах. Он смеялся над бездельниками, заставлял работать лентяев, ободрял уставших; одних забавлял, других сердил, третьим надоедал, всех тормошил. Задирал студентов, бесил рабочих. Перебегал от одних к другим. Сновал и гудел повсюду, точно муха:

— Смелее! Валите булыжник! Еще! Побольше бочек! Ваша баррикада мала! Она ни к чорту не годится! Тащите сюда все что попало! Ломайте дом! Смотрите, вон стеклянная дверь!

— Стеклянная дверь! — с удивлением воскликнули рабочие. — Да что с нею сделаешь? Ах ты, осленок!

— Сами вы ослы! — обругал их Гаврош. — Стеклянная дверь отлично годится для баррикады. По ней ведь не взойти. Видно, вы не таскали яблок из чужих садов. Попробуйте перелезть через стену, усыпанную осколками бутылок. Пусть только гвардейцы к нам полезут, стеклянная дверь срежет им мозоли. Чорт возьми! Стекло — предательская штука!

Он бесился, что его пистолет без курка. Ко всем приставал:

— Дайте мне ружье! Почему мне не дают ружья?

— Тебе — ружье? — засмеялся один из революционеров.

— А почему бы и нет? — ответил Гаврош.

Другой революционер пожал плечами:

— Когда у всех мужчин будут ружья, их дадут и детям.

Гаврош гордо отвернулся и сказал:

— Если тебя убьют раньше, чем меня, я возьму твое.

Баррикада на улице Шанврери была невысока. Взойти на нее можно было по каменным ступеням, сложенным внутри. Снаружи она выглядела грозной и неприступной: груды булыжника, опрокинутый омнибус, бочки, соединенные балками и досками.

Между стенами домов и баррикадой оставлена была узкая лазейка, в нее мог пролезть человек, так что выход был возможен. Дышло омнибуса укрепили на вершине фасада. На нем развевалось красное знамя. Все это соорудили в один час и без всякой помехи.

Солдаты и полиция не показывались. Буржуа, изредка попадавшие на улицу Сен-Дени, завидев баррикаду, убегали.

Когда баррикада была построена и знамя водружено, из кабачка выволокли стол. Один из студентов взобрался на него. Его товарищи принесли сундучок, набитый патронами. Студент, стоявший на столе, улыбаясь, стал раздавать патроны.

Барабанный бой, не умолкая, раздавался по всему Парижу, но к его звукам привыкли и на них перестали обращать внимание. Бой барабанов то удалялся, то приближался зловещими раскатами. На улице больше не показывался ни один прохожий.

Наступили сумерки. В темноте и молчании надвигалось что-то грозное. Оторванные от всех, вооруженные, исполненные твердой решимости, спокойные, рабочие и студенты ждали.

На баррикаде зажгли большой смоляной факел. Его с трех сторон обнесли булыжником в защиту от ветра и поставили так, что весь свет его падал на знамя. Улица и баррикада погружены были в темноту. Видно было лишь красное знамя, ярко освещенное как бы громадным потайным фонарем.

НОЧЬ НА БАРРИКАДЕ

Наступила ночь, никто не появлялся. Слышен был лишь смутный гул и порой перестрелка, но она доносилась изредка и издалека. Эта длительная отсрочка показывала, что правительство собирается с силами. Пятьдесят человек революционеров поджидали шестидесятитысячное войско.

Гаврош изготовлял патроны в кабачке при тусклом свете двух свечей, горевших на прилавке.

С улицы свет этот не был виден. В верхних этажах совсем не зажигали огня.

Один из революционеров, тот самый, который смеялся над Гаврошем, когда он требовал ружье, подошел к нему и сказал:

— Послушай, ты — маленький, тебя не заметят. Выйди за баррикады, проскользни вдоль домов, походи по улицам. Вернешься и расскажешь нам, что происходит.