Гаврош

— Хорошо! Но тем временем баррикаду возьмут, а меня не будет.

— Атака произойдет, повидимому, лишь на рассвете, а взята баррикада будет не раньше полудня.

— Не могу ли я отнести ваше письмо завтра утром? — спросил Гаврош.

— Нет, это будет поздно. Ступай сейчас.

Не находя больше возражений, Гаврош стоял в нерешительности, опечаленный. Вдруг он встрепенулся, как птица, и взял письмо.

— Хорошо, я пойду, — сказал он.

Гаврошу пришла в голову счастливая мысль. Он ее не высказал, боясь возражения начальника.

Гаврош решил:

«Сейчас только полночь. Я отнесу письмо теперь же и успею вовремя вернуться».

Гаврош отнес письмо и, торопясь обратно на баррикаду, усердно бил по дороге фонари. Пробегая по темным безлюдным улицам, он во все горло распевал песни. При этом он не скупился на грозные жесты и корчил рожи. У него был неистощимый запас разных гримас. Жаль, что на безлюдной улице никто не мог его видеть. Он даром расточал свои богатства.

Вдруг он остановился. Его кошачьи зрачки различили в углублении ворот ручную тележку и человека, спавшего на ней. Ручки тележки упирались в мостовую, а голова спавшего упиралась в дно тележки. Наклоненное тело скорчилось, а ноги касались земли.

Гаврош догадался, что этот человек пьян.

«Вот, — подумал Гаврош, — на что годятся летние ночи. Человек этот заснул в своей тележке, Я захвачу тележку для республики, а пьяницу оставлю здесь. Тележка отлично пригодится на нашей баррикаде».

Пьяница храпел.

Гаврош осторожно потащил его за ноги. Тот, не просыпаясь, растянулся на мостовой.

Тележка была освобождена.

Гаврош всегда носил с собой всякие вещи. Он порылся в кармане и достал клочок бумаги и огрызок красного карандаша.

Гаврош написал:

«Получил твою тележку для Французской республики.

Гаврош».

Потом сунул бумажку в карман плисового жилета пьяницы, ухватился за ручки тележки обеими руками и галопом помчался к Парижскому рынку, толкая перед собой тележку с победоносным грохотом.

Это была очень опасная затея. По дороге, в королевской типографии, помещался караульный отряд. Гаврошу это не пришло в голову. Отряд встревожился, на походных койках приподнялись головы. Два фонаря, разбитые один за другим, песня, пропетая во все горло, — было чего испугаться трусливым улицам, засыпающим на заходе солнца и привыкшим рано задувать свечи. Вот уже целый час, как мальчуган жужжал в этом мирном районе, точно комар, попавший в бутылку.

Офицер прислушался. Он выжидал. Он был человек осмотрительный. Отчаянный грохот тележки вывел его из терпения.

— Их тут целая шайка! — пробормотал он.

Офицер осторожно и бесшумно вышел из караульни. Гаврош внезапно очутился лицом к лицу с военным мундиром, кивером и ружьем.

Он остановился, как вкопанный.

— Здравствуйте, общественный порядок! — сказал он.

— Куда идешь, лодырь?

— Гражданин. — ответил Гаврош, — я ведь еще не обозвал вас «буржуа». А вы почему меня ругаете?

— Куда идешь? — заорал офицер.

— Милостивый государь, — возразил Гаврош, — вчера вы, может быть, и были умным человеком, но сегодня утром вас разжаловали.

— Отвечай, куда идешь, негодяй?!

Гаврош ответил;

— Вы очень любезны. Право, вам нельзя дать ваших лет. Вы бы продали свои волосы по сто франков за штуку. Получите пятьсот франков.

— Куда идешь? Куда идешь? Скажешь ты, куда идешь, подлец?

— Уф, как вы грубо выражаетесь!

— К оружию! — заорал офицер.

Гаврош моментально сообразил, как выйти из трудного положения. Тележка ввела его в беду. Пусть тележка его и спасет.

Офицер подступил к Гаврошу, но мальчик мгновенно превратил тележку в боевой снаряд и изо всей силы бросил ее в офицера. Тот упал навзничь в лужу. Ружье выстрелило в воздух.

На крик из караульни выбежали солдаты, раздался ружейный залп, за ним второй, третий…

Гаврош галопом помчался к Парижскому рынку.

Пальба продолжалась добрых четверть часа. Немало оконных стекол было разбито вдребезги.

Тем временем Гаврош единым духом отмахал пять улиц и, запыхавшись, сел отдохнуть на мостовую.

Он прислушался.

Переведя дух, он повернулся в ту сторону, где бушевала стрельба, поднял руку и, растопырив пальцы, приставил ее к носу. Но вдруг спохватился:

— Я тут помираю со смеху, а с дороги-то сбился. Придется сделать изрядный крюк. Только бы во-время поспеть на баррикаду!

И он помчался, как вихрь.

АТАКА

День наступал быстро. Но ни одно окно, ни одна дверь не открылись. Солнце давно взошло, а люди не подавали и признаков жизни. На улице Шанврери, покинутой войсками, царила зловещая тишина. Соседние улицы были безлюдны.

Никого не было видно, но доносились какие-то звуки. Издали надвигалось что-то таинственное. Как накануне вечером, часовые снялись с мест и вернулись на баррикаду.

В той стороне, откуда ждали атаки, царила глубокая тишина. Начальник велел всем занять боевые посты.

Вдоль каменной стены раздались короткие, сухие звуки. Это заряжали ружья.

Ждать пришлось недолго. Стук цепей, зловещее громыхание чего-то массивного, звон меди о мостовую, торжественный грохот — все возвещало о приближении артиллерийских орудий.

Показалась первая пушка.