— Пли! — скомандовал начальник баррикады.
С баррикады раздался дружный залп. Дым, словно лавина, закрыл от взоров пушку и людей; через несколько секунд облако рассеялось, пушка и люди появились снова.
— Зарядите ружья! — скомандовал начальник.
В то время как революционеры вновь заряжали ружья, артиллеристы заряжали пушку.
Пушка выпалила, ядро полетело.
— Здесь! — раздался веселый голос.
Ядро обрушилось на баррикаду. В ту же минуту на нее влетел Гаврош. Его появление поразило всех больше, чем ядро. Ядро застряло в груде обломков. Оно сломало колесо омнибуса и прикончило старую телегу. На баррикаде все рассмеялись.
— Продолжайте! — крикнул один из рабочих артиллеристам.
Гавроша обступили. Но ему ничего не пришлось рассказать. Начальник поспешно отвел его в сторону.
— Ты зачем сюда явился?
— За тем же, что и вы! — гордо ответил мальчуган, глядя на него широко открытыми сияющими глазами.
— Кто тебе позволил вернуться? А письмо? Ты его передал?
— Гражданин, я отдал письмо привратнику. Он передаст.
Начальник, отсылая письмо, преследовал две цели: он прощался со своей невестой и спасал Гавроша. Пришлось удовольствоваться половиной того, что он хотел.
Не прошло и минуты, как Гаврош очутился на противоположном конце укрепления.
— Где мое ружье? — кричал он.
Ему дали ружье полицейского, взятого в плен.
Гаврош предупредил товарищей, что все соседние улицы запружены войсками.
— Поручаю вам вздуть их хорошенько! — весело добавил Гаврош.
Тем временем начальник у своей бойницы напряженно прислушивался.
— Нагните головы ближе к стене! — крикнул начальник. — Станьте на колени вдоль баррикады!
Но залп раздался раньше, чем приказ успели выполнить. Залп был направлен на выход из баррикады и ударил в стену. Двух человек убило и трех ранило.
Такой обстрел баррикада недолго могла выдержать. Картечь проникла внутрь.
Атака продолжалась. Ружейные выстрелы и картечь чередовались, медленно разрушая баррикаду.
При каждом залпе Гаврош выпячивал щеку языком в знак полного пренебрежения.
Солнце стояло высоко на небе.
Один из защитников баррикады обратился к начальнику:
— Мы голодны. Неужели мы так и умрем, не поевши?
Начальник стоял, облокотившись на бойницу и не отводя глаз от улицы. Он ответил утвердительным кивком головы.
Артиллеристы быстро подкатили вторую пушку и поставили ее рядом с первой.
Это предвещало скорую развязку.
Несколько секунд спустя оба орудия открыли пальбу; ружейный огонь поддерживал артиллерию.
— Необходимо обуздать эти пушки, — сказал начальник и крикнул: — Пли в артиллеристов!
Все давно были готовы: баррикада принялась бешено и радостно палить. Шесть или семь залпов последовали один за другим; улица наполнилась дымом. Через несколько минут сквозь туман удалось различить две трети артиллеристов, лежавших под колесами пушек. Оставшиеся в живых продолжали обслуживать орудия, но пальба стала реже.
— Как удачно! — сказал один из рабочих, обращаясь к начальнику баррикады. — Полный успех!
Начальник покачал головой и ответил:
— Еще четверть часа такого успеха — и на баррикаде больше не останется и десятка патронов.
Гаврош слышал эти слова.
МАЛЕНЬКИЙ ГЕРОЙ
Вдруг на баррикаде заметили, что кто-то спустился на улицу и стоит под выстрелами.
Гаврош взял в кабачке корзинку для бутылок, вышел через лазейку и спокойно принялся опоражнивать в свою корзинку патронташи убитых.
— Что ты такое делаешь? — крикнули ему с баррикады.
Гаврош поднял голову:
— Граждане, я наполняю корзинку.
— Не видишь ты, что ли, картечи?
Гаврош ответил:
— Дождик идет, велика важность!
Начальник крикнул:
— Вернись!
— Сейчас, — сказал Гаврош и пустился бегом по улице.
Около двадцати мертвецов валялось вдоль улицы на мостовой. Десятка два патронташей. Запас пороха для баррикады.
Улица была окутана дымом, словно туманом. Он медленно поднимался и снова наползал. От него на улице среди бела дня было почти темно. Сражавшиеся по обе стороны этой короткой улицы едва могли различить друг друга.
Темнота пригодилась Гаврошу.
Под покровом дыма и благодаря своему маленькому росту он мог пробраться довольно далеко, не замеченный солдатами. Первые шесть или семь патронташей он опустошил, не подвергаясь большой опасности.
Он полз на животе, пробирался на четвереньках, держа корзинку в зубах, корчился, скользил, извиваясь, пробираясь от одного мертвеца к другому и опоражнивая патронташи, как обезьяна шелушит орехи.
От баррикады он был пока еще недалеко, но его не решались звать, боясь привлечь к нему внимание. Он пробирался все дальше и дополз до места, где стоявший от выстрелов туман был не так густ.
Стрелки, залегшие вдоль стены из булыжника, и солдаты, скучившиеся на углу улицы, указали друг другу на что-то копошившееся в дыму. В ту минуту как Гаврош освобождал от патронов убитого сержанта, в труп попала пуля.
— Чорт возьми! — воскликнул Гаврош. — Моих мертвецов убивают.
Вторая пуля ударила в мостовую подле него, третья — опрокинула его корзинку.
Гаврош оглянулся и увидел, что стреляют с угла улицы.