Гаврош

В кабачках рабочие открыто обсуждали вопрос: драться или ждать.

— Нас триста человек, — говорил один рабочий. — Если собрать по десять су, это даст сто пятьдесят франков. Их надо истратить на пули и порох.

— Через две недели нас будет двадцать пять тысяч, — говорил другой, — и мы померяемся силами с правительством.

— Я не сплю ночи, — говорил третий, — потому что готовлю по ночам патроны.

Все эти речи произносились открыто, среди бела дня. Таково было положение дел.

Это положение особенно ярко чувствовалось в предместье Сент-Антуан. Это старинное предместье, населенное густо, как муравейник, трудолюбивое и сердитое, как улей, трепетало от нетерпения и ждало взрыва.

Огромный Париж походил на пушку, когда она заряжена: достаточно одной искры, чтобы раздался выстрел.

И вот однажды утром предместье Сент-Антуан приняло грозный вид. В шумной сети его улиц поднялось волнение. Каждый вооружался чем только мог. Рабочие, проходя по улице, говорили шопотом друг другу:

— Где у тебя пистолет?

— Под блузой. А у тебя?

— Под рубахой.

На улицах перед мастерскими толпился народ и шептался. Рабочие дожидались представителей восставших предместий. Паролями обменивались почти громко и открыто.

Огромная процессия двинулась по Парижу. Изгнанники всех стран, нашедшие убежище в Париже, несли знамена: испанские, итальянские, немецкие, польские. Дети размахивали зелеными ветками. Дальше грозными толпами тянулись рабочие: грузчики, каменщики, плотники, маляры, стекольщики, наборщики.

Буржуа в испуге глядели на них с балконов и из окон домов.

Правительство было настороже и держало войска наготове: двадцать четыре тысячи солдат в городе и тридцать тысяч в его предместьях. Когда толпа и войска встретились, грянула буря: полетели камни, началась перестрелка; драгуны пустили в ход сабли, толпа разбежалась во все стороны. Во всех концах Парижа поднялся воинственный клич:

— К оружию!

На бульваре Сен-Мартен разгромили оружейную фабрику и три оружейные лавки. В несколько минут тысячи рук расхватали и унесли сотни ружей, пистолетов и сабель. Восставшие били фонари, обшаривали погреба, катили бочки, громоздили булыжники на мостовой, камни, мебель, доски, и не прошло и часа, как бесчисленные баррикады словно выросли из земли. К вечеру треть Парижа была в руках восставших. Буржуазию охватил страх. Везде запирались двери, окна и ставни. Всюду расхаживали военные патрули, обыскивая и задерживая прохожих. Тюрьмы и полицейские участки были битком набиты. В них нехватало места. Множество арестованных лежало под открытым небом, во дворах, друг на друге. Раздавались сигнальные рожки, бой барабанов, ружейные выстрелы и тоскливые звуки набата.

— Чем все это кончится? — в страхе спрашивали друг друга буржуа.

Наступила ночь. Восстание грозным пламенем озаряло Париж.

После первого утреннего столкновения войска с народом толпа отхлынула с площади Арсенала и бурным потоком разлилась во все стороны. На улице Мениль-Монтан из толпы выбежал оборванный мальчуган. В руках у него была цветущая ветка ракитника. Мальчуган увидел на выставке торговки старьем пистолет. Он бросил цветущую ветку на мостовую и крикнул:

— Тетка, я беру взаймы твою штуку!

Мальчуган схватил пистолет и убежал.

Это был Гаврош. На бульваре он заметил, что пистолет его без курка. Он взглянул на него укоризненно: «Я-то собираюсь в бой, да ты не собираешься».

На рынке Сен-Жан, где военный караул был уже обезоружен, Гаврош присоединился к толпе рабочих и студентов. Все они были кое-как вооружены. У одного было охотничье двухствольное ружье; у другого — ружье гвардейца, а за поясом два пистолета: они видны были из-под расстегнутого сюртука; у третьего — старый кавалерийский мушкет; у четвертого — карабин.

Впереди всех шел человек с обнаженной саблей в руке.

Все они задыхались, промокли под дождем. Глаза их горели. Гаврош спокойно спросил их:

— Куда мы пойдем?

— Идем с нами, — ответили ему.

Гаврошу больше всех понравился человек в красном жилете. Он шел подпрыгивая и, видимо, чувствовал себя, как рыба в воде. Товарищи звали его Багорелем. Увидев его жилет, какой-то прохожий испугался и завопил:

— Вот идут красные!..

— Красные, красные! — возразил Багорель. — Нашел чего бояться!

Он увидел наклеенное на стене какое-то воззвание правительства и сорвал его.

Гаврош был в восхищении. С этой минуты он глаз не сводил с Багореля.

Молодых людей сопровождала шумная толпа. Она состояла из портовых рабочих, грузчиков, студентов, живописцев с палками или ружьями в руках, с пистолетами за поясом. По дороге к ним присоединялись прохожие.

ГАВРОШ ПОМОГАЕТ СТРОИТЬ БАРРИКАДУ

Шумная толпа углубилась в сеть старых улиц, мрачных, извилистых и узких. Дома на них были странные, разной величины, построены вкривь и вкось.

Выходя из улицы Сен-Дени на улицу Шанврери, толпа попала в удлиненную воронку. В конце воронки был тупик из высоких домов. В самой глубине его стоял невысокий дом. В этом доме помещался известный в городе кабачок, где собирались парижские революционеры.