Дверь спальни открылась, и вошёл Грипхук. Гарри инстинктивно потянулся к рукояти меча и придвинул его поближе к себе. Очевидно, гоблин это заметил, и чтобы сгладить возникшую неловкость, Гарри пояснил:
— Просто в последний раз проверяем, всё ли готово. Мы уже предупредили Билла и Флер, что уедем завтра рано утром, и попросили не провожать нас.
Друзья действительно настояли на этом, потому что Гермионе нужно было принять облик Беллатрикс до отъезда, и чем меньше Билл и Флер знали или догадывались о том, что они собираются делать, тем лучше. Они объяснили, что не собираются возвращаться, и поскольку старая палатка Перкинса была потеряна в ту ночь, когда их схватили Охотники, Билл одолжил им другую. Сейчас она была упакована в расшитую бисером сумку, и Гарри был впечатлён, когда узнал, что Гермиона спрятала её от Охотников, просто положив на самое дно сумки.
Хотя Гарри понимал, что ему будет не хватать Билла, Флер, Луны и Дина, да и комфорта и домашней обстановки, которыми они наслаждались последние несколько недель, он с нетерпением ждал, когда они смогут уйти из заточения Ракушечного коттеджа. Ему до смерти надоело сидеть взаперти в крошечной тёмной спальне и постоянно проверять, не подслушивают ли их. Но больше всего Гарри хотел избавиться от Грипхука. Однако ответа на вопрос, как и когда отделаться от гоблина, не отдавая ему меч Гриффиндора, у него не было. Как и возможности обсудить это с друзьями, потому, что Грипхук редко оставлял Гарри, Рона и Гермиону наедине дольше, чем на пять минут. «Он мог бы давать уроки моей маме», — ворчал Рон, когда длинные пальцы гоблина в очередной раз появлялись в дверном проёме. Помня о предупреждении Билла, Гарри подозревал, что Грипхук не спускает с них глаз, опасаясь, что его надуют.
Гермиона так искренне осуждала идею оставить гоблина не солоно хлебавши, что Гарри прекратил попытки убедить её поразмыслить, как лучше это сделать. Рон же в те редкие минуты, когда Грипхук оставлял их без присмотра, не мог придумать ничего лучше, чем: «Нам останется только приделать к нему крылья, приятель».
Ночью Гарри очень плохо спал. Лёжа без сна, он ощущал примерно такие же приступы беспокойства, как в ночь перед проникновением в Министерство Магии. Тревога и сомнения, что всё пойдёт не так, как нужно, не оставляли его. Он не переставал убеждать себя в том, что план хорошо продуман и Грипхук знает, с чем им придётся столкнуться, и что они готовы преодолеть любые препятствия, которые окажутся на их пути, на душе у него всё равно было неспокойно. Пару раз он услышал, как ворочается Рон, и был уверен, что ему тоже не спится. Но поскольку его друг делил гостиную с Дином, Гарри не решился окликнуть его.
Это было почти облегчение, когда в шесть утра они наконец-то вылезли из спальных мешков, оделись и вышли в сад, чтобы встретиться там с Гермионой и Грипхуком. Раннее майское утро был прохладным и ветреным. Гарри смотрел вверх, на тускло мерцающие в тёмном небе звёзды, и слушал шум волн, разбивающихся о скалистый берег.
Затем он перевел взгляд на крошечные зелёные ростки, пробивающиеся сквозь красную землю на могиле Добби, и подумал, что через год она вся будет усыпана цветами. Белый камень, на котором было выбито имя эльфа, уже не выглядел свежим: дожди и ветер оставили на нём след. И хотя друзья едва ли могли найти лучшее место для последнего приюта Добби, Гарри было грустно от мысли, что его придётся покинуть. Глядя на могильный холмик, он снова и снова пытался понять, как же эльф узнал, куда прийти, чтобы спасти их. Пальцы сами по себе сжались вокруг острого осколка зеркальца, который он носил в мешочке на шее, и в котором — Гарри был уверен — он видел глаз Дамблдора.
Звук открывающейся двери заставил его оглянуться: по лужайке к ним приближалась Беллатрикс Лестранж в сопровождении Грипхука. Она на ходу убрала маленькую, расшитую бисером сумку в карман старой мантии, взятой на площади Гриммо. И хотя Гарри точно знал, что на самом деле это Гермиона, он всё равно не смог сдержать накатившую волну ненависти.
Женщина была выше его ростом, длинные тёмные волосы рассыпались по спине, глаза презрительно смотрели из-под тяжёлых век будто сквозь него. Однако стоило ей заговорить, как он узнал голос Гермионы:
— У неё совершенно отвратительный вкус, даже хуже, чем у Гардирукса. Давай, Рон, иди сюда, и я смогу…
— Хорошо, но учти, я не хочу слишком длинную бороду.
— О, ради всего святого, это же не для красоты!
— Одно другому не мешает, и я предпочёл бы нос покороче, постарайся сделать так, как было в прошлый раз.
Гермиона вздохнула и приступила к изменению внешности Рона, которая не должна была иметь ничего общего с оригиналом. Помимо этих мер, они надеялись, что им поможет еще защита зловещей ауры, которую излучала Беллатрикс. Гарри и Грипхук постоянно будут рядом под мантией-невидимкой.
— Ну, — спросила Гермиона, — как он теперь выглядит, Гарри?