Гамбит. На сером поле

Едва расслышав ее просьбу, он резко развернул ее лицом к себе, найдя в темноте ее губы своими, целуя, чтобы она замолчала, пока не сморозила что-то еще, что помешает им обоим перейти установленные ими границы. Его все еще удивляло, как человек без труда играющий человеческими жизнями, мог быть столь нерешительным, когда дело касалось близости, но учитывая, что у нее были плохие примеры, сложно было ее в этом обвинить.

– Нужно срочно повысить квалификацию в данном вопросе, мисс Эванс, – рациональное всегда для нее в приоритете, и раз уж надо, так надо. Как отказать братьям нашим меньшим в получении нового для них бесценного опыта.

За его словами последовал очень глубокий и грубый поцелуй. Не с целью напугать, а скорее, чтобы избежать аналогий с другой своей ипостасью, в которой он само совершенство без единого изъяна. Паранойя, давно поселившаяся у него в голове, сидела рядом на стульчике и болтала ногами, ожидая своего часа, пока мистер Тотальный Контроль никак не хотел признавать что он Адам Ларссон.

Устанавливая полный контроль над Эванс, Адам очень упорно старался попутно контролировать еще и свои слова с действиями. Здесь и сейчас он непреодолимая сила, столкнувшаяся с ней – неподвижным предметом. Ему нет дела до чьих-то домыслов и слухов, до давно устоявшейся репутации, шедшей впереди него семимильными шагами. Сейчас он здесь, он рядом. Существует в одной реальности, времени и пространстве, хоть для него она все такой же пришелец с Нибиру, как и остальные жители этого богом забытого клочка земли, именуемого старым городом.

Адам провел рукой по ее спине, бесцеремонно залезая под мокрую ткань, и чувствуя, как она выгнулась ему навстречу, ломая для себя последний барьер. Тянулась к его руке, шокируя, пугая, обескураживая. Он был уверен, что и сейчас она сбежит, крикнет: «Стой!», а никак ни примет его игру всерьез. В пору было искать подвох и думать, где тебя пытаются поиметь, когда ты пытаешься сделать то же самое. Вот только отчего-то все казалось таким правильным, верным с перекатывавшимся на языке горько-сладким циановым привкусом.

Она сама притянула к себе его голову, зарываясь пальцами в мягкие волосы. В полной темноте она не видела их цвета, а будто чувствовала его на ощупь. Так похожий и не похожий на тот, к которому она привыкла, как и голос, который слышала. Он будто бы был совсем нереальным, если бы не существовал с ней рядом. В одном времени, реальности и пространстве налетал непреодолимой силой на нее, как на неподвижный предмет.

Черт с ней с диалектикой. Одно не может существовать без другого. Непреодолимая сила без недвижимого предмета, зеленое море без базальтовых скал, ядовитые антимонитовые иглы без токсичного и твердого торбернита, справедливость без пристрастности, черное без белого, правда без блефа. Блефовать им обоим сейчас уже поздно, когда на «Slow-quick-quick-slow», сердце отстукивает знакомый ритм.

Не рассчитав силу, обнимая ее, Адам выругался, побоявшись раздавить, а затем прижал девушку спиной к стене, когда полотенце опять начало незатейливый путь вниз по вертикали. Он оторвался от ее губ всего на секунду, чтобы приподнять ее над полом, как ему уже приходилось делать в пыльной и захламленной комнате, когда ее брат заявился в самый неподходящий и самый нужный момент.

– Не передумала? – спросил он, пока еще держит себя и ее в руках, пока намокший кусок ткани разделяет их, пока все не зашло слишком далеко, вот только все рядом с ней слишком. Слишком хорошо, слишком сладко, и, черт возьми, слишком привычно. Пора это прекратить. Впасть в любую из возможных крайностей, но не стоять посередине, будто не зная, куда им двигаться на сером поле.

– Уведомлю по почте, – и ее не менее грубый поцелуй в ответ, развязал ему руки и в прямом и переносном смысле.