Форрест Гамп

Короче, дело приобрело не шуточный размах. Мы обзавелись собственным парком авторефрижераторов, а так же флотилией сейнеров и судов для добычи креведок и устриц. Построили свой консервный завод, административное здание, сделали солидные инвестиции в недвижимость: кондоминимумы и торговые центры; не обошли своим вниманием и аренду нефтегазовых месторождений. Нашлось у нас место и для професора Квакенбуша из Гарварда, преподавателя англиского и литературы, уволенного с работы за связь со студенткой: он стал поваром в «Маминых лангустах». Пригрели так же полковника Гуча, которого выперли из армии после моего наградного тура. Мистер Триббл доверил ему планирование «секретных операций».

Мама руководила строительством нашего нового, просторного дома, щитая, что главе корпорации не солидно ютица в какой-то хижене. Но хижену она сносить не стала — сказала, пусть в ней останеца Сью — на хозяйстве. Теперь я по должности каждый день расхаживаю в костюме и с кейсом, как адвокад. Без конца заседаю на совещаниях, выслушиваю потоки всякой хренотени, в которой смыслю ровно столько, сколько в языке пигмеев, а окружающие обращаюца ко мне «мистер Гамп» и разговаривают очень вежливо. В Мобайле вручили мне ключи от города и попросили войти в совет директоров центральной больнитцы и симфонического орекстра.

А как-то раз пришли ко мне в офис какие-то люди и говорят: мы, дескать, хотим выдвинуть вас в сенат Соединенных Штатов.

— Вы — настоящий самородок, — заевил, попыхивая толстой сигарой, все тот же ходатай в светлом летнем костюме. — В юности — звезда футбольной команды Медведя Брайанта, затем герой войны, прославленный астронавт, лицо, близкое к президенту, — чего еще желать?

Звали его мистер Клакстон.

— Послушайте, — отвечаю, — я самый обыкновенный идиот. В политике ничего не смыслю.

— В таком случае вы идеально вписываетесь! — обрадовался мистер Клакстон. — Нам требуюца порядочные люди вашего толка. Соль земли, я бы сказал! Соль земли!

Мне эта переспектива ни сколько не улыбалась, равно как и протчие, предложенные неизвесно кем. От чужих идей у меня всегда одни неприятности. Но, расказав об этом маме, у нее, конечно, навернулись слезы гордости, посколько она усмотрела здесь сбычу всех своих мечтаний: увидеть сына сенатором Соединенных Штатов.

Короче, настал день, когда моя кандидатура была выдвинута официально. В Мобайле мистер Клакстон и его помощники арендовали зал и вывели меня на сцену в присуцтвии целой толпы зрителей, каждый из которых заплатил полдоллара, чтобы только послушать мою ахренею. Для начала были произнесены какие-то долгоиграющие речуги, а потом пришел мой черед.

— Мои сограждане-американцы… — начал я.

Текст написал для меня мистер Клакстон вместе со своими помощниками; он же предупредил, что после выступления нужно будет отвечать на вопросы из зала. Застрекотали телевизионные камеры, замигали вспышки, репортеры застрочили в блокнотах. Стал я зачитывать с трибуны свою речь от начала до конца, спасибо, что не длинная получилась. Правда, и смысла в ней было с гулькин нос, но кто я такой, чтоб судить? Я же обыкновенный идиот.

Отбарабанил до конца; встает какая-то мадам-газетчица и заглядывает в свой блокнот.

— В настоящее время, — говорит, — мы оказались на грани ядерной катастрофы, экономика в плачевном состоянии, наша страна вызывает гневное осуждение со стороны всего остального мира, в городах царит беззаконие, люди ежедневно недоедают, в наших домах не осталось места религии, всюду пышным цветом расцвели жадность и алчность, наши фермеры терпят банкроцтво, страну наводнили приежжие, которые отнимают у нас рабочие места, профсоюзы насквозь корумпированы, в гетто умирают младенцы, налоговое бремя распределяеца несправедливо, в наши школы пришел хаос, над нами черной тучей нависла угроза голода, эпидемий и войны — в свете всего этого, мистер Гамп, каковы, — спрашивает, — с вашей точки зрения, наиболее актуальные задачи текущего момента?

В зале наступила гробовая тишина.

— Мне бы по маленькому, — сказал я.

Что тут началось! Слушатели как с цепи сорвались: завопили, загорланили, развеселились, руками машут. Задние ряды уже начали дружно скандализировать: «Нам по ма-ленько-му! Нам по ма-ленько-му! Нам по ма-ленько-му!», очень скоро и весь зал подхватил.

Моя мама, сидевшая на сцене у меня за спиной, поднялась со своего места, за руку потянула меня с ораторской трибуны и приговаривает:

— Постыдился бы о таких вещах прилюдно заявлять!

— Нет-нет! — вступился мистер Клакстон. — Все прошло идеально! Теперь у нашей кампании появился свой лозунг!

— Какой? — удивилась мама и глаза сощурила до бусинок.

— «Нам по ма-ленько-му!» — напомнил мистер Клакстон. — Прислушайтесь! Никто еще не находил такого отклика у рядовых граждан!

Но мама на это не купилась.

— Где это слыхано, чтобы в лозунге кампании звучали такие слова?! Отвратительно до неприличия… а ко всему протчему, в чем тут смысл?