Форрест Гамп

Затем дошел до хижены и обратился к Сью:

— Как ты настроен?

Схватив меня за руку, Сью взял мою сумку и понес к дверям. Мы загрузились в маленький челнок, дошли на веслах до Байю-Ла-Батре, чтобы сесть на автобус в сторону Мобайла.

Там кассирша в окошке спрашивает:

— Куда едем?

Я только плечами пожал, а она и говорит:

— Может, в Саванну? Я там однажды бывала — очень приятный город.

Так мы и сделали.

26

Вышли из автобуса в Саванне, а там дождь как из ведра. Мы со Сью направились в здание автовокзала, я взял себе кофе и устроился под навесом, прикидывая, чем тут можно заняца.

Никакого конкретного плана у меня не было, так что, выпив кофе, достал я губную гармошку. Сыграл пару песен — и что я вижу? Один прохожий бросил мне в пустой стаканчик из-под кофе монету в двацать пять центов. Сыграл я еще пару песен, и через некоторое время стаканчик заполнился до половины.

Дождик прекратился, мы со Сью вышли из своего укрытия, двинулись к центру и вскоре оказались в парке. Присев на скамью, я еще поиграл, и — кто бы сомневался — прохожие стали бросать в кофейный стаканчик монеты разного достоинства. Старина Сью быстро смекнул, что к чему: когда люди останавливались послушать, он брал кофейный стаканчик и обходил публику. К концу дня набралось без малого пять долларов.

Заночевали мы прямо в парке, на той же скамье: ночь выдалась ясная, с луной и звездами. Утром позавтракали, я снова взялся за гармонику, а люди как раз потянулись через парк на работу. В тот день мы заработали восемь баксов, на следущий — девять, и к пятнице, условно говоря, набили карманы. После выходных я отыскал не большой музыкальный магазинчик — хотел посмотреть, нет ли в продаже инструмента с какой-нибудь другой тональностью — не вечно же играть на гармошке до мажор, это поднадоело уже. Через прилавок увидел, что в продаже есть клавиши. На вид — один в один как те, на которых играл Джордж в «Битых яйцах», — он мне в свое время показал кой-какие акорды.

Спрашиваю продавца, сколько он за них хочет. Двести долларов, говорит, но если будем брать, скидку сделает. Купил я этот огрегат, и продавец даже подобрал еще стойку, чтобы я одновременно в гармошку дул. С этим приобретеньем популярность наша заметно возросла. К концу следущей недели мы зашибали десятку в день, я опять пошел в тот же музыкальный магазин и купил ударную остановку. Несколько дней порепетировал — вроде приноровился. Кофейный стакан пришел в негодность, пришлось выбросить, а для Сью купить эфектную люминевую кружку, с какой не стыдно зрителей обходить. Дела наши шли в гору. Я играл самые разные песни: хоть баладу про порожение армии Юга,[36] хоть спиричуел про прекрасную колеснитцу.[37] Нашел, кстате, скромный пансион, мы со Сью там поселились и в придачу получили завтраки и ужины на халяву.

Как-то утром приходим мы в парк — и попадаем под дождь. У города Саванна есть одна особенность: там ливни через день, так мне показалось. Бредем по улице вдоль какого-то офисного здания — и замечаю я нечто мутно-знакомое.

Под козырьком у входа стоит человек в дорогом костюме и под зонтом, а у его ног — большой пластиковый мешок для мусора. Под мешком кто-то шевелица, прячась от дождя, а руки высунул наружу и чистит ботинки этому, в костюме. Перешел я на ту сторону, пригляделся — и что вы думаете: из-под края мешка виднеюца колесики маленькой телешки. Чуть не лопнув от щастья, кинулся я туда, мусорный мешок отбросил и, конечно же, увидел старого друга, летенанта Дэна, который зарабатывал чисткой обуви!

— Мешок верни, олень! — говорит мне Дэн. — Я ж вымокну до нитки. — И тут он замечает Сью. — Ага, — говорит, — женился наконец, это она и есть?

— Это, — обьесняю, — он. Неужели не помнишь: мы с ним вместе в космос летали.

— Ты собираешься мне ботинки чистить или нет? — возмущаеца мужик в костюме.

— Вали отсюда, — говорит Дэн, — пока я тебе подошвы надвое не перегрыз.

Ну, клиент, конечно, этого дожидаца не стал.

— Что вы тут делаете, летенант Дэн? — спросил я.

— А сам-то ты как думаешь: что я тут делаю? — отвечает он. — Я, между прочим, теперь с комунистами.

— Хотите сказать, с теми, против кого мы воевали? — не понял я.

— Да нет, — отвечает, — там были комуняки-узкоглазые. А я — истинный комунист, по Марксу-Ленину-Троцкому, все дела.

— А зачем тогда обувь чистить?

— Чтобы заклеймить лакеев империализма, — отвечает Дэн. — По моим наблюдениям, человек в начищенной обуви дерьма не стоит, а потому чем больше пар я начищу, тем больше гадов столкну в ад.

— Ну, вам видней, — говорю, но тут Дэн отбросил мешок и, чтобы не промокнуть, откатился обратно под козырек.

— Тьфу на тебя, Форрест, какой из меня, к черту, комунист? Да меня бы и не приняли — кому я такой нужен?

— Не сомневайтесь, вас бы приняли, — говорю ему. — Не от вас ли я слышал, что могу стать кем угодно и занимаца чем угодно? Так же и вы.

— До сих пор веришь в эту херню? — спрашивает Дэн.

— Я, между протчем, до сих пор верю, что видел голую попку Ракель Уэлч, — говорю ему.

— Да ты гонишь! — сказал Дэн. — И как она тебе?