Форрест Гамп

Да, доложу я вам, радости нашей не было гранитц. Тридцатипяти килограмовую корзину креведок отнесли папе Буббы, тот был просто счаслив, сказал, что нами гордица, и только пожалел, что Буббы с нами нет. А после мы со Сью сели на автобус и поехали в Мобайл, чтобы отметить свои успехи. Первым делом я навестил маму, ютившую в меблирашках, и, расказав ей про наши доходы и все остальное, у нее, как и следовало ожидать, затуманились глаза.

— Ах, Форрест, — заговорила она, — до чего же я тобой горжусь: смотри, какой ты молодец, даром что умственно отсталый.

Короче, поделился я с мамой своими планами на следущий год: оборудовать в трое больше запруд и нанять счетовода, а потом спросил, не возьмеца ли она вести наши бухалтерские книги, контролировать расходы и тагдалее.

— Не хочешь ли ты сказать, что мне придеца переехать в Байю-Ла-Батре? — ужастнулась мама. — Там же ничего не происходит. Чем я буду занимаца?

— Деньги щитать, — отвечаю.

Затем мы со Сью пошли в город и заказали себе гору празничных закусок. Я сбегал на пристань и купил для Сью здоровенную гроздь бананов, а поужинать решили в том ресторане, где подавали самые большие стейки с картофельным пюре, зеленым горошком и всякой вкуснотищей. После ужина мне захотелось пойти куда-нибудь выпить пива, и, проходя мимо темного старого салуна близ набережной, до моего слуха донеслись оглушительные выкрики и отборные матюги: даже после всех минувших лет я сразу распознал этот голос. Просунул я голову в дверь — так и есть, это старина Кертис из универа!

Кертис очень обрадовался встрече, говорил мне «жопа», и «сосун», и «долбоклюй», и все ласковые слова, какие только сумел вспомнить. Оказываеца, после окончания университета он заделался футбольным профи и выступал за «Вашингтон редскинз», но однажды как-то забылся и на банкете укусил жену хозяина за попу. Несколько лет он играл за другие команды, а потом переключился на профессию портового грущика, для чего, по его словам, как раз хватило тех знаний, которые он вынес из университецкого курса.

Кертис взял нам по паре пива, и мы придались воспоминаниям. Оказываеца, Змей был квотербеком команды «Грин-бэй пэкерз», пока не влил в себя литр польской водки в перерыве матча против «Миннесота вайкингз». После этого Змей подвязался в «Ню-Йорк джайентс», пока в третьей четверти матча против «Лос-Анджелес рэмз» не замахнулся на финт под названием «статуя Свободы». Тренер «Джайентов» заевил, что финт «статуя Свободы» не использовался профессионалами с тыща девятьсот трицать первого года, и фигли Змею приспичило с ним вылезать. Но на самом-то деле, сказал Кертис, дело было вовсе не в «статуе Свободы». Истина, по словам Кертиса, заключалась в следущем: Змей на столько обдолбался, что, отбежав назад, попросту забыл сделать пас, а левый энд случайно просек ситацию, забежал ему за спину и преспокойно отобрал мяч. Короче, сказал Кертис, теперь Змей подвязаеца помощником тренера какой-то зачуханной децкой команды в Джорджии.

После пары пива у меня созрела одна идея, которой я не замедлил поделица с Кертисом.

— Хочешь на меня поработать? — спросил я.

Минуту-другую Кертис орал и матерился на чем свет стоит — как видно, готовился спросить, в чем будут заключаца его обязанности. Я расказал про креведочный бизнес и что я бы поручил ему занимаца расширением сфер нашей деятельности. Он еще пошумел, но смысл его матюгов сводился к одному слову: «Да».

Вобщем, все лето, осень и следущую весну мы вкалывали не прикладая рук — и я, и Сью, и мама, и Кертис. Папа Буббы и тот был приставлен к делу. За год наши прибыли выросли почти до тридцати тысяч, но мы не собирались на этом останавливаца. Все шло как по маслу, мама почти забыла рыдать, а в один прекрасный день мы даже увидели, как физиономия Кертиса расплылась в улыбке, но он, заметив, что мы на него глазеем, тут же нахмурился и разразился матюгами. Что до меня, то моя радость была не полной, посколько я все время думал о Дженни и как сложилась ее судьба.

А однажды решил, что так дальше продолжаца не может. Был воскресный день, и я, надев костюм, сел на автобус до Мобайла и пошел по адресу мамы Дженни. Постучался; она была дома и смотрела телик.

Когда я назвался, она сказала:

— Форрест Гамп! Глазам своим не верю. Заходи!

Мы не много посидели, она расспрашивала о маме, и чем я занимаюсь, и вобще. В конце концов я задал свой вопрос на счет Дженни.

— Знаешь, она редко дает о себе знать, — сказала миссис Каррен. — По-моему, живут они где-то в Калифорнии.

— Она, — спрашиваю, — снимает комнату на пару с подругой или как?

— Ой, а ты разве не в курсе, Форрест? — удивилась она. — Дженни вышла замуж.

— Замуж? — переспросил я.

— Да, несколько лет назад. До этого она жила в Индиане. Потом перебралась в Вашингтон — и вдруг я получаю открытку, где говорица, что она теперь замужем и они собираюца переезжать — вроде бы в Северную Каролину. Если от нее будут какие-нибудь вести, сообщить тебе?

— Да нет, мэм, — говорю, — не стоит. Просто передайте, что я желаю ей всего самого доброго, вот как-то так.