Форрест Гамп

Зверюга взвыл, ковыляет по всему рингу, глаза трет, а Овощ подкрался сзади да как даст ему поджопник. Потом бросил Зверюгу на канаты, этими же канатами придушил, чтоб тот не сопротивлялся, и начал не на жизнь, а насмерть его буцкать. Овоща зрители обсвистали, забросали бумажными стаканчиками, а он им в ответ фак показывает. Мне даже любопытно стало, чем дело кончица, но тут к нам с Дэном подвалил Майк и велел идти переодеваца, посколько следущим на ринг выходил я — драца с Какашкой.

Только я надел дурацкий колпак и пеленку-подгузник, как уже кто-то стучица в дверь и спрашивает:

— Дундук готов?

Дэн отвечает: «Готов», и распоредитель командует: «На выход» — ну, мы и пошли.

Шагаю я по проходу, Дэн за мной едет, а Какашка уже на ринге. Бегает по кругу, рожи корчит публике, и ведь правда: в своем треко он — прям какашка, один в один. Короче, поднялся я на ринг, судья сводит нас в центре и говорит:

— О’кей, ребята, настраивайтсь на чесный, чистый поединок: глаза не выдавливать, ударов ниже пояса не наносить, не кусаца, не царапаца и чтобы никаких подвохов.

Я киваю, «угу» говорю, а Какашка в злобе испипеляет меня взглядом.

Когда прозвучал гонг, мы с ним стали один вокруг другого кружить, и Какашка замахнулся ногой, чтобы подсечку сделать, но я сгреб его за плечи и швырнул на канаты. Тут-то я и понял, что он смазан какой-то склизкой дрянью, чтоб мне было его не удержать. Я попробовал обхватить его за пояс, но он элиментарно выскользнул, как угорь. Хватаю его за руку — и опять же удержать не могу, а он ухмыляеца и ржет.

Потом с разбегу нацелился мне башкой в живот, но я увернулся, и Какашка, перелетев через канаты, приземлился на первый ряд. Все свистят, улюлюкают, а он снова карабкаеца на ринг, да еще волокет складной стул. Бросаеца на меня с этим стулом, а мне-то защищаца нечем, я — бежать. Но Какашка все же огрел меня стулом по спине, и, доложу я вам, очень даже ощутимо. Попытался я стул у Какашки вырвать, но он отоварил меня по темени, я аж в угол отлетел и раскрылся. А он как двинет меня по лодышке, и когда я нагнулся, чтоб лодышку растереть, он меня еще и по другой ударил.

Дэн, сидя на отмостках ринга, кричит судье, чтоб тот велел Какашке положить стул, но все без толку. Какашка ударил меня стулом раза четыре или пять даже, отправил в нокдаун, а сам навалился с верху, схватил меня за волосы и давай бить головой об пол. Потом за руку поймал и начал мне пальцы заламывать. Я смотрю на Дэна и спрашиваю: «Что за фигня?» Дэн попытался на телешке проехать под канаты, но Майк вскочил и за ворот рубахи на зад его откатил. Тут прозвучал гонг, и мне нужно в свой угол ковылять.

— Послушай, — говорю я Майку, — этот паддонок хочет меня укокошить: стулом лупит по голове и другим честям тела. Я ведь могу и ответить.

— Ты можешь ответить только одним способом: проиграть, — говорит Майк. — Ему не резон тебя калечить, он просто веселит публику.

— Но мне как-то не весело, — отвечаю я.

— Сейчас немного очухайся, а потом дай уложить себя на лопатки, — поучает Майк. — И помни: тебе платят пять сотен не за победу, а за поражение.

— Пусть только полезет на меня со стулом — я не знаю, что с ним сделаю.

Смотрю в зал и вижу, как Дженни там пережевает, сгорая со стыда. И начинаю думать, что такого быть не должно.

Короче, снова прозвучал гонг; выхожу из угла. Какашка тянеца меня за волосы ухватить, но я его отшвырнул, и он, крутясь волчком, повис на канатах. Тогда я схватил его поперек живота и поднял, но он выскользнул у меня из рук и приземлился на пятую точку, застонал так жалобно, задницу растирает — и что я вижу: его менеджер передает ему такой типо вантуз, как для прокачки труб, с резиновой «лягушкой» на конце, и он, не долго думая, принимаеца меня этой штуковиной дубасить по куполу. Ну, вантуз я отобрал, об коленку переломил и погнался за соперником, но, увидев, что Майк головой мотает, подпустил к себе Какашку поближе, а тот, не долго думая, схватил меня за локоть и чуть руку мне не сломал, сукин сын.

Бросил он меня на парусину и стал колотить локтем по затылку. Вижу, Майк расплылся в одобрительной улыбке. Какашка с меня слазит, начинает пинать под дых и под ребра, а потом хватает свой стул и бьет меня по лбу раз восемь или десять даже, а у меня никаких срецтв обороны.

Я лежу, он садица мне на голову, и судья начинает счет. Какашка встает, смотрит с верху в низ и плюет мне в лицо. Вот жесть, я прям растерялся, как быть — не знаю, и заплакал.

Какашка скачет козлом по рингу, а ко мне подъезжает Дэн на телешке и утирает полотенцем мою физиономию. Я оглянуца не успел, как на ринг Дженни взбежала, обнимает меня и тоже плачет, а зрители орут, беснуюца и швыряют на ринг всякий мусор.

— Валим отсюда, — говорит Дэн, я поднимаюсь, а Какашка мне язык показывает и рожи корчит.

— А тебе дествительно такое имя подходит, — бросила Дженни, когда мы уходили с ринга. — Позор.

Слова эти могли относица и к нему, и ко мне. Я в жизни не знал такого унижения.